Жаль, что в ВЧК ещё не ввели форменную одежду, – френч, шинель «с разговорами» и будёновка красивее.

– Портупею и свисток будете брать? – поинтересовался комендант.

Свисток? А он-то мне на кой нужен? Да и портупея ни к чему. Шашку носить не собираюсь, для нагана ремень сойдёт. Хотя… пусть будет.

Нагруженный, как верблюд, явился в гостиницу «Метрополь», по-прежнему остающуюся местом жительства ответственных работников. Повышение, однако.

Во Втором Доме Советов всё то же самое, что и год назад. И стойка та же, и даже охранник. Интересно, а заседания Центрального Исполнительного комитета по-прежнему проводят в тутошнем ресторане, или отыскали место понадёжнее? Ещё слышал, что на втором этаже заседает Наркоминдел.

– Владимир? – неожиданно услышал я знакомый голос.

За моей спиной стояла… Наталья Андреевна, непутёвая дочка графа, ушедшая в революцию, моя начальница и некогда моя любовница. Рядом с ней был мужчина средних лет, в кожаной куртке и кепке, едва прикрывающей залысины, с небольшой бородкой и усами. Где-то я его видел. Не на совещании, а на фотографии. Кто-то из высших эшелонов партии и правительства, расстрелянный в эпоху «Большой чистки».

Мне стало немного неловко – передо мной стоит красивая женщина, а я тут с узлами, с парой сапог, связанных бечёвкой и переброшенных через плечо.

– Вы в командировке, или повышение получили? – поинтересовалась Наталья.

– Сложно сказать, – ушёл я от ответа. – Можно и так посмотреть, и этак. Вроде, похоже на повышение, но выходит сплошная командировка.

– Как у всех нас, – хохотнул мужчина в куртке, показав редкие, но довольно крепкие зубы.

– Николай Иванович, это Владимир, некогда мой коллега, он из Череповца, – представила Наталья меня, но не представила своего спутника.

Но мне уже и не надо было его представлять. Имя, сопоставленное с некогда виденным фото. Стало быть, передо мной Николай Иванович Бухарин. Он, если не ошибаюсь, нынче занимает какую-то должность в Коминтерне, замещая постоянно отсутствующего председателя товарища Зиновьева. Значит, Наталья Андреевна тоже там трудится? А почему нет? В эту организацию как раз требуются образованные люди, умеющие пользоваться столовыми приборами.

– Владимир, насколько я знаю, вы теперь служите в Чрезвычайной Комиссии? – спросила Наталья.

Ишь ты, знает откуда-то?

– Так точно, – улыбнулся я.

– Если ваш земляк получил здесь комнату, он не простой чекист, – вмешался Бухарин. Вытащив из кармана часы, «любимец партии» сказал: – Наталья Андреевна, мы уже опаздываем, а с товарищем из ЧК сможете поговорите потом.

– У меня пятьсот шестая комната, – сообщил я зачем-то.

Коминтерновцы ушли, а я попёрся на пятый этаж.

Комната, если сравнивать с той, где проживала Полина, была убогой. Ни тебе ванной, ни туалета. Возможно, когда-то она предназначалась для горничных или иной прислуги. Обстановка крайне простая. Железная кровать, тумбочка, платяной шкаф. Нечто, напоминавшее номер в «Доме колхозника» подзабытых ныне восьмидесятых годов. Но для человека, последние месяцы ночевавшего то на нарах, в компании с уголовниками и вшами, то на голой земле, комнатушка показалась чудом.

Разложив новёхонькое обмундирование поверх солдатского одеяла, наброшенного на кровать, я вздохнул. Вот всем хороша нынешняя форма, но её нужно отглаживать – а так и галифе, и гимнастёрка словно вытащены из одного деликатного места.