– И давно тебе сорок? Тебе должно быть тридцать семь, а мне уже скоро двадцать два. Стало быть, разница всего пятнадцать лет, а это немного.

– Ты очень глупый мальчишка, товарищ Аксёнов. Знаешь, когда я уехала в Москву, хотела тебя забыть, и даже пыталась закрутить роман. Признаюсь, что дело дошло до постели.

Эх, лучше бы она не рассказывала!

– Володя, неужели ты ревнуешь?

– Ты женщина свободная, – выдавил я. – Поступай так, как тебе хочется.

– Господи, неужели ты и на самом деле меня ревнуешь?! – привстала Наташа с постели. – Последний раз меня ревновал реалист Климов, потому что увидел, как я целовалась с кадетом. Он даже полез драться, но кадет был сильнее, и так отдубасил бедного реалиста, что тот потом ходил враскорячку. Смешно.

– Бедный реалист Климов. Сочувствую. Я бы тоже полез драться с кадетом.

– Господи, так ты меня и к кадету ревнуешь? Не стоит.

– Ревную, не ревную, какая разница? – буркнул я. – Только очень тебя прошу – больше не рассказывай о своих любовных похождениях.

– Значит, всё-таки ревнуешь. А ты думаешь, мне было легче, когда я видела тебя с этой маленькой фифой, как ты по утрам уходил из её номера?

Наталья взбила подушку, улеглась и хмыкнула:

– Вот ведь, дело какое. Кажется, большевик с дореволюционным стажем, а веду себя как обычная баба! Если скажу об этом Коллонтай или Лариске Рейснер, умрут от хохота.

– А ты им не говори, вот и всё, – посоветовал я. Погладил женщину по плечу, сказал:

– Давай лучше просто простим друг друга, и всё.

Мы поцеловались, потом ещё и ещё, а потом какое-то время нам было не до препирательств и взаимных обид.

Потом мы просто молча лежали, пока Наташа не спросила:

– Ты был в Архангельске или в Сибири?

– А почему не в Крыму? – усмехнулся я. Вот, и кто у нас чекист?

– Кедров сказал, что Аксёнов в командировке. А какая командировка может быть у сотрудника Особого отдела? Только в тыл врага. Из Крыма бы ты приехал с загаром, а из Архангельска или из Сибири – вряд ли. Володя, не забывай, что я сама много лет жила на нелегальном положении, училась конспирации, запоминала пароли и явки. Кроме того, пришлось обращать внимание на многие мелкие детали, на которые обычный человек просто не обратил бы внимания.

Пожалуй, Наташка действительно меня старше. И пусть формально, она младше Олега Кустова, но в действительности гораздо старше. Старше на то количество пережитого, что ей довелось испробовать.

– Володя, но самое главное, о чём я хотела спросить. Всё-таки, откуда тебе известно о моём портрете? Я пролистала все номера «Мира искусства» и за девятьсот третий, и за девятьсот четвёртый годы, там нет «Портрета гимназистки» работы Серова. Валентин Александрович написал мой портрет в девятьсот втором, а последний номер «Мира искусств» вышел в девятьсот четвёртом, не выдержав конкуренции. И не говори, что видел портрет в другом журнале или в картинной галерее.

Я не стал утверждать, что видел картину в Третьяковской галерее, – всё равно не поверит. Он там появится много лет спустя. Пожав плечами, глубокомысленно сказал:

– Каюсь. Просто додумал. Вспомнил картины Серова – «Портрет Трубниковой у окна», «Девушку, освещённую солнцем», представил тебя, но в гимназической форме, вот и всё. По времени ты как раз должна быть гимназисткой.

– Ну, Вовка, ну ты и сволочь! – зашлась Наталья от возмущения.