В Пинеге, где комиссар раздобыл мне новую форму, я не заморачивался, что её требуется гладить, а теперь как-то неудобно. Или на меня встреча с Натальей так подействовала?

Пошёл по коридору искать «удобства», нашел и их, а заодно и бытовую комнату. Как водится, деревянная коробка, предназначавшаяся под нитки с иголками, оказалась пустой, а ножницы – сломанными. Всё, как когда-то на срочной службе. Правда, там старшина регулярно делал внушение каптерщику, чтобы тот не забывал обновлять запасы ниток, но всё равно, заканчивались они быстрее, нежели выкладывались. Правда, у меня всегда внутри пилотки имелась собственная игла с намотанными на неё нитками.

Утюг наличествовал, только какой-то странный – с каким-то приспособлением сзади, вроде металлической колбочки. В принципе, более-менее ясно. Утюг работает по принципу паяльной лампы. Но вот беда, керосина у меня нет. Впрочем, воняет спиртом, но и спирта нет. Сухой закон в стране никто не отменял. Может, положить форму под матрас, авось за ночь и расправится?

Вернувшись в номер, решил, что сойдёт и неглаженное, не баре, чай. А ещё было бы неплохо сходить умыться, благо, что в туалетной комнате есть раковина, а из крана идёт вода. Я снял гимнастёрку.

– Владимир, можно к вам?

Наталья вошла без стука, словно в кабинет равного по должности. Я отчего-то засмущался, словно мальчишка, которого внезапно явившаяся одноклассница застала дома в одних трусах. Зачем-то начал собирать барахло, разложенное на постели, мямлил что-то об утюге, словно я и действительно был двадцатилетний мальчишка, а не умудрённый жизненным опытом дядька.

– Владимир, хотела у вас кое-что спросить, – сказала «старая большевичка».

– Ага, сейчас, вот только приберусь малость.

– Кстати, если нужна какая-то помощь, только скажите, – предложила Наталья. – У меня в номере есть американский электрический утюг.

Утюг – это хорошо. Утюг – это прекрасно. Но я сделал шаг вперёд, а она положила мне руки на плечи… Словом, всё завертелось.

Хотелось соврать – «пришли в себя только на следующий день», но нет, значительно раньше. Как и прежде, Наталья лежала рядом и рассматривала мой шрам.

– Жаль, меня в те дни в Череповце не было, – заявила дочь графа Комаровского.

– В каком смысле? – не понял я.

– Я бы это Яганово, где тебя пытались убить, с дерьмом смешала!

Ух ты, какие слова графинюшка знает!

– Так его и смешали, – хмыкнул я, вспоминая несчастных мужиков, прятавших зерно и пытавшихся выступить против Советской власти и меня, такого дурного, что попытался пойти к ним с белым флагом.

– И правильно!

– Плюнь, – посоветовал я. Дерьмо лучше по назначению использовать, землю удобрять. А всех, кто за последний год пытался меня убить, нерационально. – Скажи-ка лучше, чем в Москве занимаешься, если не секрет?

– Да так, всем понемножку, – пожала она плечами. – Должность именуется громко – «ответственный секретарь», но, по правде-то говоря, работаю переводчиком. Наши товарищи плохо знают иностранные языки, а иностранцы не могут выучить русский.

– Даже Николай Иванович? Слышал, что он чуть ли не полиглот.

– А что Николай Иванович? – хмыкнула Наталья. – Он знает разговорный немецкий, немного французский, вот и всё. Поговорить сможет, а читает из рук вон плохо.