Подождав, пока в кучу тряпья не будет отправлено нечто, напоминающее панталончики, я спросил:

– Уже можно смотреть?

– И куда можно? Девочка раздета. Вам, мужчинам, лишь бы на голых девок пялиться. Подожди, сейчас одеялом укрою, тогда повернёшься.

Ага, чего там пялиться-то? Пока тащил, чувствовал – мелкая, костлявая. Как говорят – ни кожи, ни рожи.

– Можно, – разрешила Наталья.

Я повернулся, посмотрел на личико. А что, довольно миленькая. И, скорее всего, не маленькая девочка, а девушка, лет семнадцати. Просто очень щуплая. Чёрные, очень густые, длинные волосы. Жаль, давно не мытые. Определённо, на этой подушке я больше спать не стану!

Наталья Андреевна между тем проводила осмотр. Оттянула веко, всмотрелась:

– Сотрясения мозга нет, но она без сознания.

– Бывает, – флегматично сказал я, пытаясь вспомнить – а не заканчивала ли дочь графа Комаровского каких-нибудь медицинских курсов?

– Ты не бестужевка, часом?

– Нет, у меня только гимназия, – ответила Наталья с сожалением. – Всё остальное так, самоучкой. А сотрясение мозга меня учил определять твой начальник Кедров, в Лозанне. Говорил – мало ли, вдруг понадобится. Вот ты что можешь сказать?

– А что тут скажешь? – пожал я плечами. – По-моему, у девушки просто обморок. Пыталась у тебя сумочку выхватить, переволновалась, а тут ещё по голове получила. Возможно, что и не ела несколько дней.

– Знаешь, вполне возможно, – согласилась Наталья. – И что с ней теперь делать?

– Пусть полежит немного, отдохнёт. Потом следует чем-нибудь её покормить, только чуть-чуть, и пусть идёт.

– И куда она пойдёт?

Вопрос, что называется, риторический. Куда потом пойдёт девушка, я не знаю. Скорее всего, обратно на улицу, где опять начнёт подворовывать, или делать ещё что-то такое, за что милиционеры отправляют в концлагерь.

– Я завтра позвоню в Наркомпрос, уточню – куда нам пристроить девочку. Есть школы-коммуны, куда берут детей-сирот.

– Если возьмут, – выразил я сомнение. – Девушке, судя по всему, лет семнадцать, если не восемнадцать.

– Думаешь? – хмыкнула Наталья, но, присмотревшись, кивнула: – Да, ты прав. В школу её уже не возьмут. Ладно, а чем её покормить?

– Бульона у нас нет, жидкую кашу мы тоже не сварим, но можно дать кипятка и сухариков, – предложил я.

– А подойдёт? – выразила сомнение Наталья.

Я только кивнул. Не говорить же, что знаю по личному опыту, тем более, что ничего другого у нас всё равно нет.

Наталья Андреевна ушла кипятить чай. Вроде говорила, что в её номере есть примус и чайник.

Присев на край кровати, я посмотрел на девушку и спросил:

– И долго ещё притворяться будешь?

Реснички чуточку дрогнули, но глаз девушка не открыла.

– Жаль. Придётся тебя в ВЧК сдавать.

Упоминание о ВЧК сделало своё дело. Глаза открылись сразу.

– За что в ВЧК? Что я такого сделала?

– Да ничего ты не сделала, – усмехнулся я. – Или мне лучше на «вы»? Гимназистка?

– Шлюха я. А если точнее, то просто бл…дь.

– Ну, в этой жизни бывает всякое. Сегодня ты гимназистка, завтра, как ты говоришь, бл… дь, а послезавтра опять пойдёшь наверх, – философски заметил я.

– А ты сам-то кто? – поинтересовалась девушка.

– Чекист, – ответил я, не видя смысла врать.