Но по крайней мере двое живы. Один из персонала “скорой помощи”, а другой, мне кажется...
– Я знаю, кто другой, – крикнул Боровиц. – Это предатель. Он предал меня, отдел, Россию! Пристрелите его!
Снайпер громко сглотнул, прицелился и открыл огонь. Пули взрыли землю у ног Устинова, а затем настигли его и буквально разорвали на части.
Человек на башне впервые в своей жизни совершил убийство. Опустив оружие, он дрожа перегнулся через перила и крикнул слабым голосом:
– Все в порядке!
– Очень хорошо, – ответил Боровиц. – А теперь стой там и внимательно наблюдай.
Он снова застонал и схватился за плечо, а том месте, где сквозь ткань пальто выступила кровь.
– Вы ранены, товарищ генерал, – произнес один из охранников.
– Конечно, я ранен, идиот! Но это подождет. Сейчас я хочу, чтобы все собрались. Мне нужно кое‑что им сказать. Информация о том, что случилось, не должна выйти за пределы этих стен. Сколько здесь у нас этих чертовых сотрудников КГБ?
– Двое, – ответил охранник. – Один там, внутри...
– Он мертв, – равнодушно сказал Боровиц.
– Тогда только один. Снаружи, в лесу. Все остальные – служащие отдела.
– Хорошо... А у этого, там, в лесу, рация есть?
– Нет, товарищ генерал.
– Еще лучше. Хорошо, приведите его и пока закройте где‑нибудь. Ответственность я беру на себя.
– Есть, товарищ генерал.
– И пусть никто ни о чем не беспокоится, – продолжал Боровиц. – Все это ляжет на мои плечи, а они, как вы знаете, у меня очень широкие. Я ничего не собираюсь скрывать, но расскажу об этом, когда придет время. Возможно, случившееся позволит нам раз и навсегда избавиться от опеки КГБ. Так, давайте действовать. Ты, – он повернулся к пилоту вертолета, – поднимайся в воздух. Мне нужен врач, врач из нашего отдела. Быстро привези его сюда.
– Есть, товарищ генерал. Будет исполнено! Пилот бросился к вертолету, охранники – к машине, стоявшей за пределами двора. Убедившись, что они ушли, Боровиц, опершись на руку Драгошани, обратился к нему:
– Борис, ты еще на что‑то годишься?
– Я пока цел, если вы это имеете в виду, – ответил тот. – Прежде чем разорвалась граната, я успел спрятаться в прихожей.
Боровиц по‑волчьи ухмыльнулся, несмотря на ужасное жжение в плече.
– Хорошо, – сказал он. – Тогда пойди туда и постарайся найти огнетушитель. Если где‑то еще горит, погаси пламя. После этого можешь присоединиться ко мне в лекционном зале.
Он отпустил руку обнаженного человека, на какой‑то момент покачнулся, затем встал прямо и твердо.
– Ну, чего ты ждешь?
Драгошани, ковыляя, вернулся в коридор, где уже почти не было дыма.
– Да, и надень что‑нибудь, на худой конец найди одеяло. На сегодня твоя работа окончена. Не дело, чтобы Борис Драгошани, возможно, будущий некромант Кремля, разгуливал в чем мать родила, – крикнул ему вслед Боровиц.
* * *
Неделю спустя на закрытом заседании суда Григорий Боровиц давал показания по поводу событий, произошедших той ночью в специально оборудованной резиденции в Бронницах. Слушания имели двойную цель. Во‑первых, установить, следует ли привлекать к ответственности Боровица за “серьезные нарушения в работе” возглавляемого им “экспериментального отдела”. И во‑вторых, выслушать его аргументы в пользу полной независимости работы отдела от других секретных служб СССР, в особенности от КГБ. Короче говоря, генерал собирался использовать эти слушания в качестве отправной точки в своем стремлении к полной самостоятельности. |