Что касается евреев и диссидентов, доставляющих ему столько неприятностей, то я гарантировал, что мы избавимся от большинства из них – примерно от ста двадцати пяти тысяч – в ближайшие три‑четыре года!
Ну, Борис, не впадай в шок или разочарование – я не пойму никак, что за выражение появилось на твоем лице. Мы не варвары, и я вовсе не имею в виду высылку в Сибирь или лоботомию, но лишь выдворение из страны, эмиграцию – мы позволим им всем убраться отсюда. Да, так и будет!
Я сказал ему все это и еще очень многое. И дал гарантии – понимаешь, это был разговор только между Леонидом и мной – при условии, что он позволит мне делать свое дело и избавит от опеки КГБ. В конце концов все эти чопорные агенты только и делают, что шпионят и докладывают обо всем шефу. Так почему они должны шпионить за мной, человеком надежным, быть может, в гораздо большей степени, чем большинство остальных? А самое главное, как я могу рассчитывать на какую бы то ни было секретность, а она чрезвычайно важна в работе такой организации, как наша, если за моей спиной стоят сотрудники другого отдела и докладывают шефу о каждом моем шаге, при этом абсолютно ничего не понимая в том, чем я занимаюсь и что я делаю? Они способны только смеяться и издеваться над тем, что им не дано постичь, начисто уничтожая при этом всю секретность. А тем временем наши враги за рубежом уйдут далеко вперед, потому что я не ошибусь, если скажу тебе, Борис, что у американцев и англичан, да и у французов и японцев, есть свои интеллектуальные шпионы.
Я сказал Леониду: “Дай мне четыре года – четыре года независимости от андроповских макак, и я создам широкую, разветвленную шпионскую сеть с такими возможностями, о которых ты даже не можешь мечтать."
– Сильный ход, – Драгошани был заметно под впечатлением, – и что он ответил?
– Он сказал: “Григорий, старый друг, старый солдат, старый товарищ... хорошо, у тебя будут эти четыре года. Я подожду и прослежу, чтобы у вас было достаточно денег, для того чтобы вы могли ездить на своих «Волгах» и пить водку. Если я увижу, что твои обещания выполнены и все предсказания сбылись, ты получишь от меня благодарность. А если за четыре года ты ничего не добьешься, спрошу с тебя строго”.
– Итак, ты поставил на предсказания Влади, – кивнул Драгошани. – А ты уверен, что наш провидец абсолютно надежен?
– О да! – ответил Боровиц. – Он предсказывает будущее ничуть не хуже, чем ты вынюхиваешь секреты покойников.
– Ну, – эти слова не произвели на Драгошани впечатления, – почему же тогда он не предсказал тебе неприятности в резиденции? Он ведь должен был предвидеть катастрофу такого масштаба.
– Но он предсказывал ее, – сказал Боровиц, – правда, не впрямую. Две недели назад он сказал мне, что я потеряю обоих своих ближайших помощников. Так и случилось. Он также сказал, что я найду на их место других – на этот раз, так сказать, из рядовых членов организации.
Драгошани не мог скрыть интереса:
– У тебя кто‑то есть на примете?
– Ты, – кивнул Боровиц, – и, возможно, Игорь Влади.
– Мне не нужны конкуренты, – быстро сказал Драгошани.
– Не будет никакой конкуренции. Ваши таланты совершенно разного рода. Он не может быть некромантом, а ты не умеешь видеть будущее. Вас должно быть двое просто потому, что, если с кем‑нибудь из вас что‑либо случится, другой сможет продолжить дело.
– Да, и у нас было два предшественника, – проворчал Драгошани. – А какими талантами обладали они? Они тоже поначалу не были конкурентами?
Боровиц вздохнул.
– Поначалу, – начал терпеливо объяснять он, – когда я только создавал отдел, у меня было слишком мало действительно талантливых сотрудников, в первоначальный штат агентов и экстрасенсов входили люди, не прошедшие испытания. |