— Ну, здорово, Немой! — хитро улыбнулся старик.

Протянул мне крепкую коричневую ладонь.

— Потапыч!

— Шайтан! — прошипел себе под нос Джанибек.

— Бочонок-то мог бы и не открывать, — покачал головой Потапыч. — Эвона, как крышку расковырял!

Он поставил крышку на место и слегка пристукнул по ней кулаком. Потом легко подхватил бочонок подмышку.

— Ну, идите за мной, что ли! — сказал он и нырнул в кусты.

Мы, ведя коней в поводу, ломанулись за ним.

Хорошо, что кусты росли только вдоль дороги. Дальше шёл светлый сосновый лес без подлеска.

— Может, верхом поедем, отец? — спросил Потапыча Прошка.

— Тут недалеко, — махнул рукой старик. — Но ежели ходить непривычны — садитесь верхом.

Мы переглянулись и сели в сёдла.

Честно говоря, я ожидал, что старик сейчас обернётся медведем. Но он просто пошёл чуть быстрее. Потом ещё чуть-чуть, и ещё. Пока кони не перешли на рысь.

А серая рубаха всё так же мелькала впереди между коричневых стволов.

— Шайтан! — восхищённо бормотал себе под нос Джанибек. Его глаза так и не вернулись к нормальным размерам.

— Леший это, — неожиданно сказал молчавший до сих пор Мишка. — Заведёт нас и бросит на съедение волкам.

Прошка строго посмотрел на него и негромко заметил:

— Херовый это дружинник, если сам волка сожрать не может.

Сашка с Гришкой расхохотались.

— Поехали быстрее! — поторопил нас Джанибек. — Шайтан ждать не будет.

Мы поторопили коней.

Минут через двадцать кони вынесли нас на небольшую поляну над обрывистым берегом неширокой лесной речки. Посреди поляны, прямо под раскидистой сосной стояла крохотная низкая избушка, крытая дёрном.

На опавшей хвое возле избушки неподвижно лежал Божен.

Дружинники охренели.

Джанибек в очередной раз пробормотал:

— Шайтан!

И передвинул на поясе саблю.

Сашка с Гришкой побледнели и чуть не сдристнули обратно к дороге.

Я вполне мог их понять. Ночевать в крохотном теремке вместе с медведем — то ещё развлечение, бля!

Интересно, на кой хер лесному колдуну понадобился дохлый святоша? Не жрать же он его будет?

Не, так-то пусть жрёт! Главное — чтобы не при мне, и не слишком громко чавкал!

Мне по хер. Голову даю на отсечение, это именно Божен навёл на наш след погоню. И подставил четверых человек под стрелы.

Прошка вопросительно посмотрел на меня. Я спрыгнул с коня и подошёл к Божену.

Охренеть! Святоша был жив!

Божен дышал тяжело, со свистом. На лбу кровоточили три глубокие царапины от когтей. Левая рука вывернута. Глаза закатились под лоб. Сквозь полузакрытые веки виднелись полоски белков. Из правого бедра сквозь дыру в рясе торчало обкушенное древко стрелы.

Джанибек тоже подошёл вслед за мной.

— Помрёт скоро, — сказал он, глядя на священника.

— Не помрёт! — отозвался Потапыч.

Он уже успел нырнуть в свой теремок и припрятать бочонок с мёдом.

— Разведите костёр! — скомандовал он дружинникам. — Только не под сосной, а подальше, вон там! А ты, парнишка, воды принеси!

Потапыч вручил Гришке деревянное ведро.

Когда костёр разгорелся, Потапыч накалил на огне небольшой острый нож.

— Придержите-ка его! — кивнул он на Божена.

Я уселся на ноги святоши, а Прошка осторожно, но крепко прижал к земле его плечи.

Одним точным движением ножа Потапыч расширил рану вокруг обломка стрелы. Завоняло жареным мясом и салом.

Божен дёрнулся и застонал, не приходя в сознание.