Когда Хлестаков подходил  к  мосту,  совершенно  неожиданно  перед  его

глазами как бы из-под земли выросло нечто, чего не заметить нельзя.

     Иван Александрович растерялся, но каланча-полицейский приложил  руку  к

шапке, что означало отдавание чести, и  улыбнулся  преданной,  располагающей

улыбкой. Иван Александрович в свою очередь  пытался  выжать  на  своем  лице

ответную улыбку. Прошел  мимо  полицейского  и,  стараясь  не  оглядываться,

быстро повернул за угол.

     И когда Хлестаков, перепуганный полицейским, быстро побежал  по  улице,

из-за угла выглянул озабоченный  городничий,  подозвал  трех  полицейских  и

зашипел:

     - Разметать наскоро старый забор,  что  возле  сапожника,  и  поставить

соломенные вехи, чтобы были похоже на планировку.

     Полицейские скрылись.

     В богоугодном заведении под наблюдением Земляники шел, что  называется,

"дым коромыслом".

     Больных в грязных колпаках и рваных халатах загнали в один  угол,  вмиг

из дымной кузницы сделали подобие больницы и ждали прихода ревизора.

     А на фоне неба стали вырастать строительные соломенные  вешки,  стучали

заступы, трещало дерево. И вдруг длинный, большой  забор  начал  шататься  и

падать, чуть не похоронив под собой Ивана Александровича Хлестакова, который

вовремя успел отскочить в сторону.

     А за забором обнаружилась  куча  мусора  на  сорок  телег,  на  вершине

которой,  точно  памятник,  стоял  каланча-полицейский,  отдавая   честь   и

располагающе улыбаясь.

     Городничий, увидев безобразие, схватился за голову:

     -  Что  за  скверный  город,  только  где-нибудь  поставь  какой-нибудь

памятник или просто забор - черт их знает откуда нанесут всякой дряни.

     Улицу, на которой стоит трактир,  трудно  узнать,  ее  метут,  и  через

поднятую завесу пыли видно силуэтом, как проносятся пожарные  трубы,  бегают

угорелые полицейские. Иван Александрович еле добежал до  своей  гостиницы  и

скрылся в ней.

     Номер пятый под лестницей, где остановился Хлестаков,  самый  маленький

номер  в  гостинице.  Это  один  из  тех  номеров,  кои  похожи  скорее   на

вытрезвительную камеру в полицейском участке, чем на пристанище для молодого

чиновника из Петербурга.

     Скудный свет падал  в  номер  через  маленькое  отверстие,  похожее  на

тюремное окно.

     Прямо в  сапогах  и  верхнем  одеянии  на  кровати  лежал  Осип,  слуга

Хлестакова, находившийся в той стадии голода, когда не то чтобы ему  грозила

смерть от истощения, но и нельзя сказать уверенно, чтобы она ему  совсем  не

угрожала.

     - Черт побери, есть как хочется.

     Осип лежал с открытыми глазами.

     - Вот не доедем, да и только,  домой.