— Разумеется, нет, — подтвердил он. — Тем более, что это неправда. Ваше первое объяснение более убедительно.

— Оно будет убедительным только в том случае, если Корина подтвердит его. В противном случае никто не даст за ваши слова и пенса.

Эусташ, до этого стоявший у стены, сделал шаг к Кэллагену.

— В конце концов, это становится утомительным, — заметил он своим высоким голосом. — Я начинаю терять терпение.

Донелли бросил на него косой взгляд.

— Потрудись держать свою пасть закрытой, — посоветовал он. — Когда я сочту нужным дать тебе слово, я сообщу об этом.

Эусташ замер на месте. Джордж по-прежнему стоял в дальнем углу комнаты, прислонившись к буфету и сложив на груди свои огромные лапы.

Донелли еще раз отхлебнул из своего бокала. Улыбка словно прилипла к его лицу.

— Вы полагаете, что Корина может решиться на это? — осведомился он.

— Я это знаю совершенно точно, — заверил его Кэллаген.

Про себя же он подумал: интересно, сообразит ли он, что я беру его на пушку? Удастся ли мне извлечь из этого что-нибудь полезное для себя?

Донелли поднялся с места. Он обошел вокруг стола, уселся на его край и аккуратно положил сигару в пепельницу.

— Вам явно недостает целеустремленности, Кэллаген, — надменно заявил он. — Вы пытаетесь блефовать, но плохо представляете, что вам это дает. Другими словами, вы напоминаете человека, у которого на руках два или три фрагмента мозаики и который обманом пытается выманить еще какой-нибудь кусочек, который, может, ему вообще не пригодится.

— Поживем — увидим, — сказал Кэллаген равнодушно.

— Хорошо, давайте подождем, — согласился Донелли, — а пока позвольте рассказать вам кое-что о моей любимой жене. Я знаю, что иногда в ее сердце пробиваются небольшие ростки ненависти ко мне, однако это бывает эпизодически. В какой семье не случается ссор? Обычно же я вижу ее самую пламенную любовь. Не обманывайте себя, мистер Кэллаген: вам никогда не удастся обратить Корину против меня. Она никогда не скажет и, тем более, не сделает ничего такого, что могло бы повредить мне. С этой стороны мне нечего опасаться. Вы не хуже меня знаете об этом. И уж совсем не волнует меня возможная реакция мисс Виолы Аллардайс. — Он улыбнулся. — Или, может быть, лучше сказать, миссис Шэрфем? Что бы ни произошло, это никак не отразится на мне. Я принял неплохие меры предосторожности. Чего, кстати, нельзя сказать о вас. Вы влипли в скверную историю, Кэллаген.

— Мне кажется, вы забыли кое о чем, Донелли…

— О чем же, например?

— Хотя бы об убийстве полковника Стенхарста. — Донелли пожал плечами.

— Меня эта история интересует менее всего, — сказал он. — Лично я придерживаюсь мнения, что старый осел покончил жизнь самоубийством. По-моему, это общепринятая версия. В любом случае, — покончил он жизнь самоубийством или был убит, — какое мне до этого дело?

Донелли взглянул на Эусташа.

— Знаешь, Эусташ, — сказал он, — я готов поверить, что через минуту он обвинит меня в убийстве моего бывшего тестя.

Эусташ, в свою очередь, покосился на Кэллагена.

— Эта дешевая наемная ищейка еще и глупа, — процедил он сквозь зубы и сплюнул.

— Когда-нибудь, — сказал Кэллаген, — я напомню тебе эти слова, Эусташ.

— Давайте не будем опускаться до угроз, — предложил Донелли.