Марина Павловна подняла руку.

– А ты что, лично знаком с нею?

Мы, конечно, рассмеялись. Но Лешкино лицо было серьезным. Серьезным и грустным.

– Я незнаком с нею! – резко ответил он. – Только я не могу называть ее представителем!

– Садись, – коротко сказала Марина Павловна и вывела в журнале против его фамилии жирный «неуд».

Лешка молча сел на свое место, а она вызвала Зденека.

Зденек знал урок назубок.

– Крепостническая среда и дворянское окружение оказали на Татьяну свое влияние, – лихо пробарабанил он. – Как и ее сестра Ольга, она воспитывалась в тепличной обстановке, далекой от нужд народа…

Марина Павловна слушала его, одобрительно кивая головой в такт его словам.

– Одну минуточку, – раздался голос с последней парты, и мы все повернулись назад. – Скажи, а ты помнишь, какой стала Татьяна после замужества?

Это спросил незнакомец, пришедший в класс.

Зденек усмехнулся, стараясь поймать взгляд Марины Павловны.

– Какой стала? Генеральшей.

– И только то?

Глаза этого человека откровенно смеялись.

– Пушкин сказал об этом куда ярче… – И он прочитал негромко, наклонив голову:

Как изменилася Татьяна!

Как твердо в роль свою вошла!

Как утеснительного сана

Приемы скоро приняла!

Кто б смел искать девчонки нежной

В сей величавой, в сей небрежной

Законодательнице зал?

Он замолчал. Мы молча смотрели на него.

– Вы кто, товарищ? – сдержанно спросила Марина Павловна. – Новый сотрудник роно?

– Примерно, – ответил он. – Я новый директор. Покровский моя фамилия.

Тонкий красный нос ее покраснел еще сильнее.

– Вот как, – сказала она, деланно улыбаясь. – А мы сегодня, как видите…

– Вижу, – вежливо сказал он. – Продолжайте, пожалуйста…

Новый директор стал ходить с нами в туристские походы: то в Загорск, то в Волоколамск или в Клин.

Обычно мы загодя готовились к походам, брали с собой котелки для ухи, соль, хлеб, перец, картошку.

Рано утром собирались в школе. Виталий Валерьянович уже поджидал нас.

– По коням, – говорил он.

И мы строились в пары и шли улицами по утреннему тихой Москвы, и кто нибудь запевал песню:

Взвейтесь кострами, синие ночи,

Мы – пионеры, дети рабочих…

Еще редкие прохожие провожали нас взглядом.

А мы шли гордые, печатая шаг, и сами себе казались очень красивыми, очень ловкими и, само собой, заслуживающими внимания.

Где нибудь в лесу, на поляне, или на берегу реки устраивали привал.

Темные деревья, которые кажутся особенно загадочными и таинственными в сумерках; искры, летящие от костра в вечернее небо; звезды, переливающиеся между ветвей…

Трещат еловые сучья, пахнет расплавленной горячей смолой, лавровым листом из котелка, в котором варится уха; огонь освещает наши лица, наши блестящие глаза. Виталий Валерьянович сидит, поджав под себя ноги, иногда мешает ложкой в котелке, пробует на вкус.

– Хороша уха! – щелкает он языком.

Однажды Виталий Валерьянович предложил нам сыграть в следопытов разведчиков.

Мы разделились на две группы – белых и красных. И началась борьба за поиски военного донесения, которое было спрятано в каком то дупле одного из деревьев.

Это была очень увлекательная игра. Мы ползали по шершавым, пахнувшим хвоей дорожкам, выслеживая друг друга, оставляя за собой приметы, по которым союзники могли отыскать один другого, – сломанную ветку, оторванную пуговицу, шерстинку, завязанную на кусте.