А там и Сорбон!

XXIII. ВОСКРЕСШАЯ

Серафи протомилась целый день в ожидании Манон. Она никак не могла найти объяснения тому, что старушка до сих пор не вернулась. Теряясь в догадках, она все больше и больше беспокоилась. А тут еще во дворце вдруг стало необычно шумно. Серафи решила, что понаехали гости.

Чуточку отодвинув занавеску, она разглядела сначала пажа, а потом и маркизу Помпадур, вышедшую погулять в парке.

Потом, после недолгой прогулки, маркизе подали ее раззолоченную карету. Она поднялась в карету, выглянула в окошко и что‑то проговорила. Кучер взмахнул кнутом. Карета покатила к Парижской дороге.

К вечеру Серафи ощутила, что силы быстро оставляют ее, а беспокойство и тревога все сильнее стискивают и без того исстрадавшееся сердце.

Она тревожилась и о Манон с Адриенной, и еще больше о Марселе, который, как она была уверена, оставался в Париже. Нетерпение ее росло, ожидание становилось мучительным, на ум то и дело приходили мысли о коварном брате, который способен на все, чтобы погубить племянника.

Вечерние сумерки мягко опускались на окрестности, вползая во двор дворца и пробираясь в его окна. Скоро станет совсем темно. Эта мысль заставила Серафи решиться выйти из комнаты, чтобы встретить Манон, если она появится. Она осторожно отодвинула засов и, пройдя на цыпочках через комнатку кастелянши, прокралась по безлюдному темному коридору к выходу из дворца и выскользнула во двор.

Лицо ее закрывала низко опущенная темная вуаль.

Поблизости никого не было видно. Серафи, держась в тени дворцовой стены, пошла к дороге, убегавшей в лес, и прошла по ней несколько шагов, надеясь, что вот–вот навстречу ей появятся Манон и Адриенна. Но надежда ее оказалась напрасной. Однако на свежем воздухе больная почувствовала себя немного лучше и вздохнула свободнее.

Король и Марсель весь этот день провели вместе. Камердинер Бине, подслушивавший под дверью, к своему изумлению, услышал, как король, горячо обнимая маркиза, называл его своим сыном. Это было совершенно невероятно, и Бине порадовался, что оказался первым свидетелем того, о чем при дворе еще даже не подозревали.

Маркиза, собираясь уезжать, приняла у себя короля и Марселя, выразив свою радость, что ей все‑таки удалось возвратить сына в объятия отца. Разумеется, она рассчитывала на бесспорную поддержку Марселя в трудной борьбе с герцогом, однако сочла из осторожности, что карты пока открывать рано – время еще есть.

Уведомив короля и Марселя, что неотложные дела требуют ее присутствия в Версале, она обратилась к молодому человеку со всей любезностью, на которую была способна:

– Надеюсь в самом скором времени увидеть вас в Версале, господин маркиз. Уверяю, что весь двор примет вас с распростертыми объятиями. Хотя я понимаю, что его величеству нелегко так быстро оставить это идиллическое место, я все же надеюсь, что он не станет томить нас ожиданием, оставаясь здесь надолго, и вернется вместе с вами.

– Да, да, маркиза, – рассеянно проговорил король. – Дни, проведенные здесь, незабываемы.

– Но не забывайте и нас, ваше величество, – улыбнулась маркиза. – Мы с нетерпением будем ждать вас и маркиза.

Но король, словно что‑то вдруг вспомнив, твердо сказал:

– Я хочу, мой друг, чтобы при дворе пока ничего не знали о том, что здесь произошло. Я намерен по возвращении дать в Версале большой праздничный прием, на котором все и прояснится.

– Я уже и так счастлив сверх всякой меры, ваше величество, – с благодарностью проговорил Марсель. – Вы и дофин так щедро осыпали меня милостями, да и госпожа маркиза так благосклонна ко мне, что мне просто больше нечего желать.