В шестнадцатом и семнадцатом столетиях Бастилия была усилена новыми бастионами и рвами. По обеим сторонам главного корпуса поднялись четыре огромные полукруглые пятиэтажные башни, соединенные между собой куртиной – крепостной стеной – с пушками. Стены башен были толщиной более десяти футов. В них были устроены арестантские камеры с крохотными окошками–бойницами, забранными толстой решеткой.

Но еще страшнее этих мрачных камер были подземные темницы Бастилии, находившиеся на двадцатифутовой глубине. Сырые, тесные казематы, больше похожие на могилы, они предназначались для жертв, которым суждено было навсегда исчезнуть в их мраке.

Государственной тюрьмой Бастилия стала уже при Людовике XIII, сохранившись в этом качестве до своего разрушения.

Ришелье, для достижения своих целей не стеснявшийся никаких средств, пользовался эшафотами и Бастилией, чтобы утвердить свою власть и посеять в народе спасительный для властей страх. При нем Бастилия была переполнена узниками обоего пола, любого возраста и положения.

Ничего не изменилось и после вступления на престол Людовика XIV. Бастилия продолжала внушать страх и покорное послушание воле короля. А люди, которые осмеливались противиться или просто надоедали, замолкали в ней навсегда.

Конечно, не следует думать, что все узники Бастилии оказались жертвой немилости или личной мести. Заговоры знати, развал нравственности и правосудия, азартные игры, распространившиеся во всех слоях общества, и многое другое – все вместе составляло благоприятную почву для всякого рода преступлений.

Однако в числе многочисленных жертв, проглоченных этим каменным чудовищем, меньше всего было таких, кто был приговорен к вечному заключению и гражданской смерти по справедливому решению суда. Сюда попадали и люди низших сословий – служанки, лакеи и прочие, чья вина состояла лишь в том, что они не повиновались своим господам или слишком много знали.

Подлое средство деспотизма – приказы об аресте («открытый лист») уничтожили личную безопасность всех. Никто не мог быть уверен, что проведет завтрашний день на свободе. С этими «открытыми листами» связаны воспоминания о множестве несчастных, заживо погребенных в сырых подземельях без всякого суда, всего лишь по капризу короля, министра или даже просто любовницы одного из них.

Если королю вдруг вздумается предупредить или наказать преступление, о котором его известили, он без всяких околичностей велит просто написать на листе бумаги: «Повелеваю арестовать такого‑то и заключить в Бастилию, где он должен находиться до особого распоряжения».

«До особого распоряжения» – вот это и было самым ужасным в короткой записке. О брошенном в каземат арестанте в самом скором времени просто забывали, и он был обречен провести в темнице остаток жизни.

Узники делились на две категории. Первая состояла из людей, посаженных для исправления или просто на время – для острастки, или вовсе безвинных, чьи мольбы и оправдания никто не желал слушать. Вторая категория состояла из лиц, действительно виновных в каком‑нибудь преступлении. По воле короля они заключались на неопределенный срок и тоже без судебного приговора.

В первые дни после ареста узники Бастилии, какова бы ни была причина их ареста, почти всегда пользовались некоторыми поблажками. Лишения и ужасы заключения наступали лишь через некоторое время, когда они переходили в категорию обыкновенных арестантов. А до тех пор, за исключением некоторых политических преступников, содержавшихся по специальному приказу в строжайшей изоляции, заключенные могли принимать знакомых, гулять в определенные часы по крепостному двору. Кормили их хорошо – суп, жаркое и вино, а некоторым подавали даже шампанское.

Но если поначалу «открытые листы» применялись лишь к изменникам, отравителям и дуэлянтам, то впоследствии этот список преступлений настолько расширился, что только в правление кардинала Флери было выдано около восьмидесяти тысяч таких «открытых листов».