Как я уже говорил в канун Нового года. Мистера Обаяшки больше нет.
– И что теперь?
Он опустил голову.
– Не знаю, – ответил он.
– Ее зовут Алисия Мазерс, – сказала я.
Он моментально вскинул голову.
– Что?
– Женщина, с которой у твоего отца роман. Ее зовут Алисия Мазерс. Я знаю, где она живет.
Он моргнул.
– Откуда? – растерянно заморгал он.
– Я тоже следила за ним. Я их видела. Он познакомился с ней на работе. Она психолог, как и он. Они начали встречаться летом. Незадолго до Рождества они провели ночь в отеле. Она живет в Уиллесден-Грин. Ей двадцать девять. У нее два диплома и докторская степень. Она довольно умная.
Он примерно секунду молчал. Затем посмотрел на меня такими же, как у Роана, глазами и сказал:
– Кто ты? Ты настоящая?
Я рассмеялась.
– Ты хорошенькая, – сказал Джош.
– Спасибо, – сказала я.
– Неужели ты мне снишься? Я ничего не понимаю. Я ничего из этого не понимаю.
– Мы встречались раньше.
– Что? Когда? – удивился он.
– В прошлом году. Ты прошел пару уроков для начинающих в школе боевых искусств. Я разговаривала с тобой в раздевалке. Разве ты не помнишь?
– Да. Помню, – сказал он. – Точно. Вспомнил. У тебя тогда были розовые волосы. Верно?
– Да. Это была я.
– Ты знала, кто я такой? Даже тогда?
– Да. Да, я знала.
– Так вот почему ты заговорила со мной?
– Ага.
– Я тогда растерялся. Ты была такая красивая.
– Да, ты можешь больше не говорить об этом.
– Извини.
Я улыбнулась. Я не возражала. В этом мальчике было что-то легкое, располагающее.
– Ничего страшного, – сказала я. – Я просто шучу. Почему ты перестал туда ходить? В додзё?
– Я не переставал, – сказал он. – Я все еще хожу. Просто изменил время занятий. Теперь я хожу по пятницам.
– И есть успехи?
– Ага, – сказал он. – Зеленый пояс. Ну, ты знаешь, для начала неплохо.
– Помнишь, ты сказал мне, что хочешь защитить себя? Так вот, значит, почему ты брал уроки? Ты сказал мне, что тебя ограбили?
Он кивнул.
– Что случилось?
Он сунул руку в карман, вытащил небольшой кисет и, продолжая разговаривать, скатал на бедре «косячок».
– Этот урод, – сказал Джош, вытаскивая из бумажного пакета «Ризлу», – подошел ко мне сзади. Прошлым летом. Там, внизу. – Он указал на холм. – Схватил меня рукой за горло и сжал. Сказал: что у тебя есть? Обшарил все мои карманы. Я пытался оттолкнуть его, но он сказал, что у него нож. Затем он взял мой телефон, наушники и банковскую карту и со всей силы толкнул меня, так что я чуть не упал лицом вниз, я даже схватился за стену, чтобы не упасть, а он убежал. А я просто остался там. Казалось, сердце вот-вот выпрыгнет. Это было самое страшное. И я ничего не сделал. Я просто стоял, я позволил ему отобрать мои вещи. Вещи, ради которых мои родители очень много работали. Вещи, на которые он не имел права. И это меня жутко злит. Мне даже кажется, что сейчас, если бы я увидел его, я бы его точно убил.
Мне как будто дали под дых. Я громко втянула в себя воздух.
– Я знаю, что ты чувствуешь.
И это, как ни странно, после трех лет, в течение которых налогоплательщики исправно раскошеливались на то, чтобы Роан лечил мою душу в теплом кабинете в Портман-центре, после всех этих бесконечных бесед и разговоров, когда я так и не сказала ту единственную вещь, которая действительно имела значение? Наконец-то я обрела слова, чтобы рассказать кому-нибудь про Харрисона Джона. |