– Нечто подобное случилось и со мной, – сказала я. – Кое-кто кое-что у меня отнял. И я ему позволила это сделать.

– Что именно?

Я выдержала паузу. А потом заговорила.

– Когда мне было десять лет, этот мальчик, на год старше меня, ухаживал за мной. Он был самым высоким в своей параллели. В школе у него были две младшие сестры, и он всячески их защищал. Он был непослушным, но учителя любили его. И он вроде как выбрал меня. Когда мы на переменах играли в вышибалу, он просил других шестиклассников уйти с моей дороги. Уступить мне свою очередь. И он бросал на меня такие взгляды, как бы говоря, «не волнуйся, я тебя поддержу». Он заставил меня почувствовать себя особенной. А потом однажды…

Я ненадолго умолкла, отгоняя от себя волну эмоций.

– Однажды он заманил меня в ту маленькую часть игровой площадки, где обычно играли малыши, но все они тогда были в классной комнате, и он сказал:

– Хочешь увидеть кое-что волшебное?

Я сказала: «Да, да» – и последовала за ним, а он сказал:

– Тебе нужно присесть на корточки, вот так. – И он присел на корточки, чтобы показать мне; я сделала то, что он сказал, и посмотрела на него, как бы говоря: «Да! Я приседаю! А теперь покажи мне волшебство!» И тогда он… Все произошло так быстро. Он вставил в меня пальцы, и это было больно, было очень больно, и я сказала: «Ой!»

А он сказал:

– Все в порядке. Больно только в первый раз. После этого происходит волшебство.

Он погладил меня по волосам, затем убрал руку, показал ее мне, улыбнулся и сказал:

– В следующий раз будет лучше. Я тебе обещаю.

Мне казалось, что вокруг моего живота стянули ремень, и с каждым словом, которое я произносила, он немного ослабевал. К тому времени, когда я добралась до конца, мне даже не верилось, что я наконец могу дышать. Хотя мои глаза были полны слез, а голова была свинцовой от печали той маленькой девочки, которая так и не дождалась волшебства, я теперь могла дышать. Трижды я позволила ему делать это со мной. А потом школа закрылась на лето, и Харрисон ушел, и я больше никогда его не видела. Но он оставался в моей голове, в моей ДНК, в моем костном мозге, в моем дыхании, в моей крови, в каждой моей частичке. Он остался. Он – моя раковая опухоль.

Джош лизнул папиросную бумагу, склеил ее, закрутил кончик, воткнул в самокрутку крошечный рулончик картона, чтобы получился фильтр. Затем сунул руку в карман куртки и вытащил зажигалку.

– Тот еще ублюдок, – сказал Джош. – Жесть, вот жесть.

– Да. Точно. Но знаешь что? Я видела его на днях. Видела этого говнюка, который сделал это со мной.

– О господи, – сказал Джош. – Вот же дерьмо. Где?

– Вон там. – Я указала на холм. – Я как раз шла с Финчли-роуд. Спускалась вниз. Он окликнул меня по имени. Он узнал меня и произнес мое имя, и это было, как будто… как будто я вновь перенеслась на ту игровую площадку. Как будто он имел на меня право, как будто мог распоряжаться мной, моим телом, моим именем. Понимаешь? Мне в течение пары дней казалось, будто я пячусь назад, как будто я поднялась на вершину горы, а потом потеряла равновесие и заскользила вниз. Я шарила руками, пытаясь за что-нибудь ухватиться, но там ничего не было. А потом я кое-что нашла.

Джош вытаращил на меня глаза; на его лице играли оранжевые тени от пламени зажигалки, которой он чиркнул, чтобы закурить «косяк».

– Что?

– Месть. Я придумала месть.

– О господи. Что ты сделала?

– Ничего. Пока ничего. Но я знаю: сейчас для меня это единственный выход.