Когда Алисия, наконец, ушла, я увидела, что Роан просто стоит на тротуаре, раскачиваясь взад и вперед. Я сняла на телефон, как он идет назад к дому.

Но тут меня окликнул Клайв.

– Я ухожу, – сказал он.

– Подожди, подожди, помоги мне спуститься! – крикнула я.

– Мне пора спать, – сказал он.

– Нет, Клайв, подожди.

Он, похоже, собрался уйти и оставить меня там, поэтому я спрыгнула, но неправильно рассчитала высоту. В прыжке моя нога задела стену, и я почувствовала, как рвутся мои штаны. Я тяжело приземлилась на пятую точку и уронила телефон. От удара у меня перехватило дыхание. Я хватала ртом воздух, чувствуя, как через дырку в моих штанах сочится кровь, но мне удалось подняться на ноги. Я пошарила в траве, нашла упавший телефон, затем протолкнулась мимо Клайва и побежала следом за Алисией. Я хотела убедиться, что с ней все в порядке.

Я почти догнала ее, когда услышала щелчок и жужжание камеры наблюдения рядом с особняком за высоким забором, которая повернулась, чтобы наблюдать за мной. Я пригнулась и плотнее натянула на лицо капюшон толстовки, чтобы остаться невидимой.

Шедшая впереди меня Алисия зашагала быстрей. Она знала, что за ней следом кто-то идет. Я ускорила шаг, чтобы догнать ее. Но затем я снова пошла медленнее, когда услышала сзади чьи-то приглушенные шаги и увидела длинную черную тень идущего за нами человека.

Еще до того, как я увидела его лицо, я знала, чья это тень.

53

На следующее утро завтрак был такой – чуть теплая каша, маленький банан и какой-то непонятный сок – может, тропический? Оуэн думает, что, когда придет время вернуться домой, ему будет не хватать тюремной еды. Ему нравится тюремная еда. Это похоже на настоящую еду, но без ненужных прибамбасов. Ему нравится, как она разложена на подносе, ему нравится не думать об этом. «Может, мне понравится тюрьма», – думает он. Может, он будет счастливее в тюрьме, чем в обычном мире, где ему приходилось принимать решения о еде, иметь дело с женщинами, которые смотрят на него так, будто он собирается их изнасиловать, беспокоиться о работе, о девушке? Может, такова его судьба? Вдруг полиция найдет тело Сафайр Мэддокс, разрезанное на куски, под его кроватью, и он внезапно вспомнит, что он действительно убил ее. И тогда дело закрыто, пожизненное заключение без права на условно-досрочное освобождение. Череда безвкусных, бесконечных блюд на подносах до скончания века. Возможно, теперь, когда он стал бессердечным убийцей красивой молодой девушки, последовательницы культа странных женщин, желающих выйти за него замуж, толпятся в очереди. Возможно, это был бы лучший исход для всех сторон.

Оуэн передает пустой поднос полицейскому по ту сторону двери. Полицейского зовут Вилли. Он болгарин. Он совершенно лишен чувства юмора, что не очень хорошо для человека по имени Вилли.

Уже восемь часов. Похоже, день сегодня солнечный. Возможно ли, задается вопросом Оуэн, менее чем за неделю угодить в тюрьму? Он потерял реальное представление о том, какой была раньше его жизнь. Тот чувак, который стоял в ванной Тесси, намереваясь подстричь челку, кажется ему чужим, каким-то далеким воспоминанием. Чувак, который раньше каждый день ходил на работу и учил подростков программированию, тоже кажется чем-то вроде сна. Тот тип из газет, инцел, склонный к оплодотворению впавших в кому женщин, – это вымышленная версия. Единственная версия, которая кажется ему реальной, – это тот, кто сидит сейчас один в своей камере в Кентиш-Тауне. Несколько секунд он разглядывает солнечные углы, нарисованные на стенах его камеры.