— А вы в то время все еще служили в армии? — спросила Оливия у Гарри.

Он кивнул в сторону Себастьяна:

— Мы с ним как раз стали офицерами. Мы были в Испании, в армии под командованием Веллингтона.

— Я не знала, что вы служили вместе, — сказала Оливия.

— В восемнадцатом гусарском полку, — с гордостью ответил Себастьян.

Наступила неловкая пауза, и Оливия поспешила сказать:

— Как здорово.

Ей показалось, что все ждали именно такой реакции. Она уже давно поняла, что в ситуациях, подобной этой, надо отвечать именно так, как все ждут.

— Кажется, это слова Наполеона, когда он сказал, что удивлен, если гусар доживает до своего тридцатилетия? — пробормотал князь. — У гусар репутация… э… как это говорится…

Он покрутил пальцем у лба, словно вспоминая и произнес:

— Безрассудство. Да, так это называется. И это достойно сожаления. Они считаются храбрецами, но весьма часто… — он провел ребром ладони по горлу, — гибнут в расцвете лет.

Взглянув на Гарри и Себастьяна — главным образом на Гарри, — он вкрадчиво улыбнулся.

— Как вы думаете, это правда, сэр Гарри?

— Нет, — ответил Гарри. И больше не сказал ничего. Именно такой ответ — не возражение, не сарказм — вызвал раздражение князя.

— По-моему, заиграл оркестр? — сказала Оливия, но никто не обратил на нее внимания.

— Сколько вам лет, сэр Гарри?

— А вам сколько?

Оливия судорожно сглотнула. Такой вопрос не приличествовало задавать князю. Да еще таким тоном. Она попыталась поймать взгляд Себастьяна, но тот наблюдал за мужчинами.

— Вы не ответили на мой вопрос, — с намеком на угрозу в голосе произнес князь, а его телохранитель, опасно зашевелился.

— Мне двадцать восемь, — ответил Гарри, а потом после паузы, достаточно долгой, чтобы это подразумевало, что он спохватился, добавил: — Ваша светлость.

Князь Алексей едва заметно улыбнулся.

— У нас осталась еще пара лет, чтобы сбылось предсказание Наполеона, не так ли?

— Только в том случае, если вы объявите войну Англии, — непринужденно ответил Гарри. — Я уже вышел в отставку.

Мужчины смотрели друг на друга в течение нескольких мгновений, показавшихся Оливии вечностью, а потом князь Алексей неожиданно рассмеялся.

— Вы меня развлекли, сэр Гарри, — сказал он, но слишком резкий тон его голоса противоречил его словам. — Полагаю, что мы не раз еще с вами схлестнемся в споре.

Гарри почтительно поклонился. Князь положил ладонь на руку Оливий, все еще державшей его под руку.

— Но не сейчас, а после того, как я потанцую с леди Оливией, — сказал князь тоном победителя.

Затем, повернувшись спиной к Гарри и Себастьяну, он увел Оливию.

Спустя двадцать четыре часа Оливия почувствовала себя совершенно без сил. После бала у леди Моттрамона попала домой лишь в пятом часу утра. Потом мать не разрешила ей долго спать и уже в одиннадцать потащила ее на Бонд-стрит на примерку платья для презентации в доме князя. Днем ей тоже не удалось прилечь, потому что ее повезли представлять князю, что было полной чепухой, если учесть, что весь прошедший вечер она провела в его обществе.

Разве требуется быть представленной человеку, с которым уже знаком?

Оливия с родителями отправились в резиденцию князя Алексея, находившуюся в особняке посла. Все было страшно торжественно, очень формально и невыносимо скучно. Платье Оливии, рассчитанное на ношение корсета, который был бы более уместен в прошлом веке, было неудобным, и в нем было жарко, если не считать голых плеч и рук, которые мерзли.