В дом он вошел осторожно и сразу понял, что мама не спит. Все здесь уже ожило: натужно кряхтел старый чайник, радио весело захлебывалось голосами ди-джеев, а в соседней комнате что-то шуршало.

— Мам! Я купил бубликов.

И опять ее радость окатила его с головы до ног, смывая тяжесть, которую Саша принес с собой. Мать порывисто обхватила его шею:

— Солнышко мое! Где ты был?

— Бублики покупал, — легко солгал он. — Масло есть? Я люблю с маслом.

— Я знаю! Еще есть немножко. Чайник уже закипает.

— Он пыхтит на весь дом. Ты там что-то убирала? Я заварю.

Она весело согласилась:

— У тебя вкуснее получается.

— Я знаю.

— Как я люблю, когда ты задаешься! Ты… — взгляд у нее стал умоляющим. — Ты не сыграешь мне после завтрака? Я всю ночь об этом мечтала.

Саша посмотрел на небольшой, теплого цвета рояль, от которого отрекся еще вчера. "Как глупо, — подумалось ему сейчас. — Из-за какой-то идиотской принципиальности, о которой он ведь даже не узнает! Лишать ее радости… Это не по-мужски".

— Опять уговорила, — ответил он фразой из анекдота и рассмеялся, когда мать по-девчоночьи подпрыгнула на месте, ударив в ладоши. — Ты ведь еще мою новую программу не слышала.

— Опять новая? Господи, когда ты успеваешь?

— А как иначе? К экзамену я гнал ее, как сумасшедший, чтобы меня отпустили пораньше. Думал, провалюсь.

Она произнесла с достоинством:

— Ты не можешь провалиться.

— Так уж и не могу?

И тут вспомнил:

— Между прочим, меня с утра пораньше пригласили на свадьбу. Можешь себе представить? Андрей Шиловский. Ты еще помнишь такого?

У нее дернулись к переносице брови:

— Мне говорили… Кажется, Лиля говорила… Он действительно лишился руки?

— А я вот не знал! — ему вновь сделалось досадно на себя. — И уставился, как идиот на пустой рукав… Почему вы мне не написали? Это что — так незначительно? Воображаю, как ему приятно объясняться с каждым встречным!

Она посмотрела на него строго:

— Ты для него — не каждый встречный. Я думаю, тебе нужно пойти на эту свадьбу.

— А я и собираюсь!

— Но меня ты туда не затащишь!

— Думаешь, все уже в курсе? — насторожился Саша. Он не сказал, что и не собирался приглашать ее с собой.

Обеими руками отведя назад длинные волосы, она спокойно проговорили:

— Прости, пожалуйста, но разве могло остаться не замеченным то, что Лиля вернулась к себе? Нашу окраину называют большой деревней… Никогда не думала, что буду жить в деревне!

— Ты и не будешь здесь жить, — напомнил он. — Мы ведь уже все решили!

— Решили, — она как-то погрустнела.

Залив заварку кипятком, Саша размеренно произнес, подражая ей:

— Прости, пожалуйста, но у меня уже складывается ощущение, что я тащу тебя в Питер против силы…

Он ожидал, что мать запротестует, но в ее голосе была только безликая усталость:

— Какая сила? Сейчас я вообще ее не чувствую. И голова у меня с трудом соображает. Я знаю только, что одной мне оставаться не хочется… Скажи, пожалуйста, я приживусь в Петербурге? Я так давно не жила в столице…

— Ты приживешься даже в Париже, — ему захотелось взять ее узенькую руку и поцеловать, но такое не было у них принято и казалось слишком театральным.