– Сколько человек вас удерживало? – спросила Делорм.

– Четыре. Жак Савар, Робер Вильнёв, девушка – Мадлен – и человек, который приходил и уходил, его звали Ив. Он единственный мне угрожал. «Не думай, что мы этого не сделаем, – говорил он. – Я сверну тебе шею, вот так!» – И он щелкал пальцами. Мерзавец. К сожалению, на свете очень много таких людей.

– Вы никогда не слышали его фамилию?

– Никогда. Он настаивал, чтобы все обращались к нему «товарищ» или «боец», но девушка раза два проговорилась, назвав его Ивом. Благодарение богу, он никогда не оставался дольше, чем на полчаса. Мне кажется, он главным образом служил связным. – Внезапно Готорн развернулся и стремительно прошел к двери. – Больше не могу здесь находиться. Для меня это слишком.

Вернувшись в гостиную, он, тяжело дыша, облокотился на спинку кресла.

– Все в порядке? – спросил хозяин из кухни.

– Все отлично, – заверил его Кардинал. – Мы через минуту уйдем.

– Может быть, присядете? – предложила Делорм. – Переведите дух.

– Ничего страшного. Все в порядке. Извините за маленькую пантомиму. – Готорн вымученно улыбнулся, но на лбу у него выступили капельки пота.

Кардинал вынул фотографию Майлза Шекли:

– Вы узнаёте этого человека?

– Нет. А должен?

– Не обязательно. А этих людей? – Кардинал показал ему снимок четырех улыбающихся террористов на фоне окна.

– Лемойна и Теру знаю по фотографиям в газетах. Насколько я понимаю, они в этом доме никогда не были, они были заняты убийством мистера Дюкетта. А это Мадлен, та самая девушка, которая иногда готовила.

– А вот этот, с краю? – Кардинал указал на чернокудрого мужчину в полосатой футболке.

– Этого человека я вряд ли когда‑нибудь забуду. Тот самый, которого они называли Ивом. Самая злобная личность в группе.

– По нашим сведениям, его зовут Ив Гренель, – сказал Кардинал.

– Может быть. Поймите, я не желал ничего знать. Я хотел представлять для них как можно более незначительную угрозу. Не давать им никакого повода меня убивать, кроме политического. Вы говорите, что его звали Ив Гренель? Я вам верю. Но я никогда не слышал его фамилии. Я называл его про себя сукиным сыном, уж извините мне этот узкоспециальный термин.

– Как вы могли видеть его лицо? – поинтересовалась Делорм. – Разве у вас не были завязаны глаза?

– Этому человеку было все равно, вижу я его лицо или нет. Это тоже меня пугало. Однажды, когда в комнате была Мадлен, он стянул с меня наволочку.

– Он приходил все время, пока вы были здесь? Регулярно?

– Не совсем так. Он являлся раза три‑четыре, еще в начале. После этого я больше его не видел. Впрочем, это не значит, что он не приходил. Я ведь был заперт в спальне.

– Но после, скажем, второй недели вы никогда его не видели?

– Мне кажется, нет. У нас все время были включены новости, и я знаю, что он исчез после убийства Дюкетта. Я это помню, потому что перед этим он меня очень запугивал. Впрочем, после смерти Дюкетта они все меня пугали. Я боялся, что он явится и еще больше взвинтит их, но если он и приходил, я его не видел. – Неожиданно Готорн поднялся. – Пожалуй, я сделал для вас все, что мог.