Немногие люди выдержали бы такое количество отказов, и Колетт с Обри не знали, надолго ли хватит их терпения. И вот однажды, после прослушивания, на котором они выступали в полсилы, потому что заранее были уверены в отказе, владелец кафе сказал, что наймет их.

Хотел бы я сказать, что с тех пор у них все было хорошо.

Они собрали группу и несколько недель играли в этом кафе, а затем, когда несколько музыкантов не явились на выступление, они снова остались без работы. В тот вечер владелец какого-то клуба бросил визитку в их банку для чаевых.

Денег было мало. Участники группы рассорились и ушли. Аудитория либо любила музыку, либо яро ее ненавидела. Колетт получала непристойные комплименты от мужчин, а женщины говорили ей, что находиться рядом с черным просто опасно.

Обри заглушил свой гнев и написал новые произведения. Чем больше он выступал, тем лучше он сочинял. Чем больше Колетт пела, тем смелее она становилась. Постепенно, она начала помогать ему с написанием стихов и аранжировок к песням. Она тренировалась с танцовщицами и выучила фокстрот.

Это было беспокойное, хаотичное, безумное, творческое время. Моральный дух Обри был на подъеме, а Колетт почувствовала себя по-настоящему счастливой. Она скучала по Хейзел, и они часто писали друг другу, но Колетт вовсе не была одинока. Она обожала мать Обри и его сестру Кейт.

Затем наступил 1920 год, и в силу вступил Сухой закон. Наступило тяжелое время для ресторанов и клубов. Некоторые из них превратились в спикизи. На пороге стоял джазовый век.

Группа Обри и Колетт разрослась, их список песен стал больше, их репутация говорила сама за себя, а плата за выступление стала выше. Они отправились в тур по северо-востоку, затем по Среднему западу и даже по восточному побережью. Их ждали южные штаты. Штаты Джима Кроу.

Обычно их антрепренер организовывал концерты в тех южных заведениях, куда можно было приглашать черных музыкантов. Но были времена, когда их встречали подозрительными взглядами и грозились прогнать, если Колетт будет выступать с ними.

– В наших краях, – сообщил им владелец одного заведения, – людям нравятся белые группы, но мы не против и черных, только если с ними не поет белая леди. Вы, должно быть, сошли с ума.

– Играйте без меня, – сказала Колетт.

– Ну уж нет, – не согласился Обри. – Мы играем вместе или не играем вообще.

Они потеряли деньги на отмененных заказах. На других концертах им приходилось быстро покидать клуб через главный вход, несмотря на протесты владельца. Черные музыканты должны были пользоваться задней дверью, но именно там их обычно и поджидала какая-нибудь пьяная компания.

– Я боролся с гуннами во Франции, – с горечью сказал Обри. – Это хуже. Я предпочел бы сражаться с немцами, а не играть для этих деревенщин. В бою ты знаешь, кто твой враг.

Они вернулись в Гарлем, чтобы записываться в студии и продавать ноты. Вскоре состоялся их первый радиоконцерт. Нью-Йорк начал узнавать их имена.

Афродита

– В следующую субботу у нас выходной, – сказал Обри однажды утром, за завтраком.

– Я знаю. – Она искала подходящую рифму в американско-английском словаре. – Отличная возможность найти тебе новый костюм.

– Я уже все купил, – сказал Обри. – Потому что в субботу мне уже нужен будет костюм.

Она постучала карандашом по кончику носа.

– Романтика, танец, шанс, взгляд… что еще там? – Она сделала пометки в блокноте. – Когда ты успел купить костюм?

– Prance.

– Non, merci.

– Итак, – сказал Обри, – хочешь пожениться в субботу?

Миссис Эдвардс, выглянувшая с кухни, задержала дыхание и напрягла каждую мышцу своего тела.