О боже! С ужасом смотрю на свои руки. Перчатки. Вот что я забыла. На прикроватной тумбочке осталась пара черных кожаных перчаток. Вечером я их достала, но взять с собой забыла. Такую же ошибку я совершила и в доме Молли.

По спине пробежал холодок.

На месте преступления нельзя оставлять отпечатки.

В ужасе несусь в ванную и хватаю с полки полотенце для рук. Вернувшись в кабинет, вытираю все, к чему прикасалась. Понятия не имею, поможет ли это, но попытаться стоит. Засунув полотенце за пазуху, где уже лежит блокнот, выхожу в гостиную.

Какая же идиотка!

Я все обыскала, но так ничего и не нашла.

На секунду остановилась, сделала глубокий вдох. Где бы еще посмотреть? И тут я вспомнила, куда стоит заглянуть. Направила телефон на ковер и, ориентируясь на свет фонарика, пошла на кухню. На стене висит календарь, под ним на столешнице блокнот. Хватаю его и читаю первую страницу.

«Библиотечные книги сдать до 10.03».

Смотрю на дату. Октябрь. Месяц, когда умерла Хезер. Только сейчас я осознала, как близко даты смерти Лесли и ее дочки.

Одно и то же время года. Их разделяет меньше месяца.

Меня пробирает дрожь.

Блокнот пустой. Тяжело вздыхаю. Я так ничего и не нашла. На стене тикают часы. Пора отсюда выбираться.

Положив блокнот на то же место, откуда взяла его, выхожу с кухни, свет направляю точно в ноги. Окно кухни выходит на дорогу, не хочу, чтобы меня кто-нибудь увидел. И хоть в гостиной чувствую себя спокойнее, тут все-таки опаснее: основное окно выходит на двор Бет.

Подходя к коридору, хотела выключить фонарик, но на ковре вдруг увидела светлое пятнышко. Может, это гранула перлита или маленькая ракушка? На идеально чистом ковре Лесли им не место.

Наклоняюсь, чтобы рассмотреть, и в эту секунду замечаю еще что-то. Что-то совсем знакомое, лежит под настенной вешалкой в морском стиле. Это…

Из-под свитера прямо мне в подбородок вываливается блокнот. Полотенце тоже вот-вот выпадет. Запихиваю их обратно. Поднимаю блестящую штучку и подношу ее на свет фонарика – у меня дыхание остановилось!

Это моя сережка. Она из набора, что много лет назад мне подарил Даррен.

Эти сережки совсем не вписывались в мой стиль, но пока Даррен был жив, я заставляла себя иногда их надевать. Но теперь я их не ношу. Даррена больше нет.

Конечно же, сережка не пролежала у нее на ковре все эти годы. Этого быть не может.

Но как она попала сюда?

Шаркающий звук. Возможно, это ветер или какой-то зверек, но я все равно встаю, засунув сережку в карман. Итак задержалась тут дольше, чем следовало.

Выключив фонарик, я погрузилась в темноту дома. Стою вдалеке от окна, на ребра давит блокнот, в кармане лежит сережка, а где-то глубоко в мозгу все крутятся и крутятся мысли: я что-то забыла, что-то очень важное.

Так накрутила себя, что вернувшись домой, не смогла уснуть. Словно пришла с концерта: по венам хлещет адреналин, в голове проносятся самые жуткие моменты ночной вылазки. Как хорошо, что Хадсон спит. Проходя быстрым шагом мимо его комнаты, слышу, как он глубоко дышит. В спальне сняла c себя черный костюм и переоделась в мягкую пижаму.

Забравшись под одеяло, открыла блокнот Лесли и принялась с жадностью его читать. Многое мне уже было известно: начало учебного года в сентябре, волнение, связанное с готовкой печенья для осенней ярмарки. Удачно съязвила о женщине из книжного клуба – я рассмеялась: за то короткое время, что пробыла в клубе, я познакомилась с Энн Уинстон. Помню, что высказывать свое мнение она всегда начинала со слов: «А вот когда я училась в Стэнфордском университете…» или «А вот мой преподаватель по философии говорил…» Лесли записала несколько наших разговоров, и от того, насколько точно она их передала, мне стало жутко.