– Но ты все равно пришли мне анализы, – попросила Кендра. – Я посмотрю, и, может, сходим к доктору Штайнеру вместе, у него узнаем.

– А вдруг результаты анализов неверные?

– Вряд ли, уверена, здесь нет никакой ошибки. Проблемы с памятью могут быть вызваны чем-то другим. Надо всего лишь понять чем.

Положив трубку, я ощутила невероятное чувство радости. Раннюю стадию Альцгеймера не обнаружили. Меня не ожидает то, что было с моей матерью. Лучше новость этим утром и придумать нельзя было. Я так счастлива, что меня не расстроила даже странная реакция Кендры. Хотя другого ожидать и не следовало.

Она всегда такая сдержанная. Такая разумная. И порой настроена скептически. Хадсон долго звал ее Дебби Даунер, в честь героини из передачи «Субботним вечером в прямом эфире», которую исполняла Рейчел Дрэтч.

Но Кендра сама сказала, что результаты анализов правильные. И мои проблемы со здоровьем никак с ними не связаны.

Потом я позвонила Хадсону, уж он-то точно обрадуется. Именно Хадсон хотел, чтобы я сходила на прием к доктору Штайнеру. Не отвечает, оно и понятно – на работе. Я написала СМС:

«Привет. Хотела поделиться чудесной новостью. Звонил доктор Штайнер, похоже, Альцгеймером я не больна. Позвони, как освободишься. Твоя сестра не особо этому рада. Ищу вот, с кем бы разделить радость».

Положив телефон, встаю из-за кухонного стола и иду к холодильнику за водой. Обращаю внимание на записки, что висят на холодильнике и на календаре снизу – когда проходишь мимо, раскачиваются из стороны в сторону. Насчет одного Кендра точно права. Проблемы с памятью вызваны чем-то другим. И если деменции у меня нет, то почему я тогда все забываю?

Подойдя к календарю, читаю записки. На последних написано: МРТ, доктор Штайнер, студия искусств, Хадсон на работе, на ужин придет Кендра. Перелистываю календарь на предыдущий месяц, внимательно изучаю дни, вдруг что-то забыла. Палец замирает на дне, о котором я так много думаю, – сердце перестало биться.

«Мейсон, 17:30».

Почерк.

Он отличается от почерка на последних записях. «МРТ, доктор Штайнер». Разница почти незаметна. Едва различимая: буквы не такие круглые. Видно старание, будто кто-то пытался подделать мой почерк, но вышло не особо правдоподобно.

Трясущимися руками сорвала календарь и начала рассматривать почерк, бумага между пальцами мнется.

Да, точно. Про Мейсона не я писала. Еще заметила запись про дневной прием к стоматологу. Помню, к стоматологу пришла, но оказалось, что прием только через неделю. Тогда я подумала, что ошиблась, но теперь вижу: почерк тоже слегка отличается.

Если не я писала, то кто?

Со мной живет Хадсон, с календарем он мог сделать все что угодно. Но записи сделаны до его приезда.

На кухню прибегает Боуи и пулей летит мимо меня на улицу. В голове крутятся пугающие мысли, начинает трясти. Но мои догадки смехотворные, так ведь? Кому понадобилось делать записи в календаре, прятать ключи и перекладывать вещи с места на место? Бред полный. Быть такого не может. Мы же не в каком-нибудь фильме. Чтобы успокоиться, наполняю чайник и ставлю на плиту.

Перед концертами я всегда пила чай. Все думали, это чтобы разогреть голосовые связки. Только Мак знал правду: чай помогал мне унять тревожность. Ромашка меня успокаивает.

Пока чай заваривается, выхожу на задний двор и с улыбкой смотрю на бегающего Боуи. Какой же шалун: гавкает и прыгает за птицами. Поливаю цветы, что стоят на крыльце. Какие-то чуть завяли. Боуи и суккуленты. Только это и успокаивает меня. Придает уверенности.

Вернувшись на кухню, выбрасываю чайный пакетик в мусорное ведро. Беру кружку в руку, и тут замечаю шум на втором этаже: будто кто-то двигает мебель, ножки царапают деревянный пол. «Привет, Грейс», – сразу подумала я, а потом, вспомнив, что у меня в районе убили двух женщин, замерла и продолжила слушать.