Своего дома.

«На помощь!» – кричу я у себя в голове, а Хадсон в это время подошел к двери из спальни.

На миг он замирает, рука повисла на ручке.

C надеждой жду. «Да, да, вернись. Не оставляй меня». Его надо предупредить. В голове кричит голос, полный ужаса, слова стукаются друг о друга, будто барабанные тарелки. Дзынь. Дзынь. Дзынь.

Он уставился на меня, во взгляде тяжелые мысли. Рот плотно сжат, морщится. Ничего не сказав, поворачивает ручку двери.

Открывает и выходит в коридор. Дверь за собой закрывает. Звук шагов удаляется.

Таращусь в потолок, вот бы подвигаться пару минут. Вдруг скрипят половицы и раздается еле слышный, легкий скрежет, от которого меня передергивает. Тут же понимаю, что это, хотя проваливаюсь в сон.

Металл зацепился за металл.

Крючок и петля, какие раньше висели на двери в комнату Грейс.

Только теперь они висят на двери ко мне в спальню.

Глава 24

Пианино издавало высокие звонкие ноты, мелодия мне знакома, но где ее слышала – не помню. Музыка, окутывая меня, звучит все громче, точно помню ее, в итоге узнаю. «Все, чего я прошу» из «Призрака оперы», песня, которую я исполняла в день нашего знакомства с Дарреном. Чувствую под пальцами гладкие клавиши из слоновой кости, нажимаю их – струны фортепиано слегка жужжат.

Туман вокруг рассеялся, вижу комнату намного четче. Шторы открыты, светло, воздух свежий. Я сижу перед большим окном за пианино. Наш с Дарреном первый дом: дуплекс, который сняли в пригороде Кармайкл. Пианино он урвал на распродаже имущества. Оно расстроенное, на мастера денег у нас тогда не было. Но я все равно играла и пела, не обращая внимания на фальшивые ноты.

Рядом сидел Даррен, скамья вот-вот развалится. Под нашим весом она прогибалась и время от времени шаталась, приходилось привставать. Мои пальцы прыгали по клавишам, чувствовала музыку каждой клеткой. До клавиатуры доставал выпирающий живот, словно в такт, внутри двигался Хадсон.

В комнату засеменила Кендра; на голове два хвостика. Одета в тельняшку и красный комбинезончик. Ножки босые, спотыкаясь, идет к нам; на ковре поджимает пальчики ног.

«Мама, лучки», – сказала она, вытянув вверх руки, и зашевелила в воздухе маленькими пальчиками.

Засмеявшись, я убрала пальцы с клавиш, чуть отодвинулась, чтобы было куда ее посадить, и взяла ее, тяжелую, на руки. Усадив на колени, я пела, а она мурлыкала вместе со мной. Под ребрами я чувствовала, как пинается Хадсон. Даррен наклонился и поцеловал меня в щеку.

Довольная, я улыбнулась.

«Нет, подожди. А если попробовать так?» – раздался мужской голос. Этот человек совсем не к месту. Его не должно быть с нами в комнате. Заиграла другая песня, послышались другие ноты, хотя клавиши я не трогала.

Испугавшись, повернула голову направо. На месте Даррена сидит Мак. В одной руке держит карандаш, другая – на клавишах. Он сыграл несколько нот и начал писать в нотной тетради, стоящей на пюпитре. Теперь мы не в старом дуплексе. Мы у Мака. В углу комнаты горит светильник.

Он так погружен в свои мысли, что, похоже, меня не замечает. Мне он такой нравится. Сосредоточенный. Целеустремленный. Я такая же. Даррен эти черты во мне не любит. А Мак от них без ума. Мы с ним одинаковые.

Слушаю ноты, которые он наиграл, и добавляю несколько от себя. Он повернул голову, будто заметил меня только сейчас.

Кивает. «Мне нравится». С уверенностью записывает ноты.

Мы сыграли наши партии, и я дописала строчку песни:

«Спрятаны в тени, окутанные тьмой, никто нас не найдет».

Чувствую, как, смотря мне в лицо, Мак пожирает меня взглядом, но я не могу пошевелиться.