– Да, есть в моем ремесле кое-какие плюсы, – пояснил Ронин, вместе с Ириди уплетая хлеб из пресного теста и свежий сливочный сыр. – Однако тягостей – куда больше.

– Да, у тебя ведь немало обязанностей перед своими.

– О ком это ты? О волшебниках, об Альянсе, или о людях? Выбирай, что больше понравится: со всеми ними я связан куда тесней, чем хотелось бы. Альянс до сих пор во многом оглядывается на Даларан, а волшебники смотрят в рот мне, мыслящему по-новому, не так, как мыслили они сами на протяжении последних пяти сотен лет. Что же до людей в целом… я видел слишком много смертей и хочу положить им конец. Хочу просто жить – спокойно жить со своей семьей.

Однако бросать любую из трех названных групп на произвол судьбы Ронин даже не помышлял, это Ириди чувствовала. Во многом похожий на Краса, волшебник стремился сделать жизнь в Азероте лучше для всех, хотя это и обходилось ему так дорого.

Хотя сейчас, в эту самую минуту, его возлюбленная жена, может статься, уже мертва.

– Тебе многое предназначено, – негромко объявила жрица. – Ты совершишь великие дела, это я знаю точно.

– Я ведь не в силах даже уберечь от бед жену и сыновей, – возразил Ронин, покачав головой. – Я бился с демонами, с драконами, с орками и с множеством других врагов, но больше всего на свете боюсь за родных и близких.

Ириди успокаивающе погладила его по плечу. Не имевшая близких родственников, оценить чувств волшебника в полной мере она не могла, однако, благодаря способности к сопереживанию, вполне понимала его горе.

– С вершителями великих дел такое бывает нередко.

– Почти то же самое говорил и один полубог, с которым мне как-то довелось повстречаться. Звали его Кенарием, и…

– Что?..

Но Ронин шикнул на нее, сжал левую руку в кулак и шепнул:

– Думаю, этого хватит. Правда, скорее удивит, не более, но…

Неяркое голубое сияние вдруг вспыхнуло в тысячу раз ярче прежнего, однако свет его озарил лишь круг около дюжины ярдов в диаметре, с Верисой и Ронином посреди.

Но яркий свет выхватил из темноты не только их одних.

Вокруг толпилось более дюжины рослых ящероподобных созданий, но были они вовсе не драконидами, хотя, подобно драконидам, ходили на двух ногах. Более примитивные, зверообразные, Ириди они показались возвращением минувшего кошмара.

– Ящеры, – выдохнул Ронин.

Ослепительный свет ошеломил стаю. Некоторые замерли, отвернув от вспышки огромные морды. Многие зашипели, в явной тревоге хлестнули хвостами из стороны в сторону.

– Держись рядом со мной, – велел волшебник.

В его суждении Ириди не сомневалась, но призвать посох наару все-таки приготовилась. Между тем ящеры вышагивали взад-вперед, понемногу привыкая к свету, слегка потускневшему по воле Ронина.

Присмотревшись внимательнее, Ириди заметила, что многих из них украшают шрамы, а некоторых и свежие раны, и тут же опять вспомнила бой у Гавани Менетилов.

Ящеры продолжали топтаться вокруг, время от времени перекликаясь. Гортанное ворчание их изобиловало самыми разными тонкостями, в зависимости от говорящего. Возможно, дар наару поможет понять их? Ириди вскинула руку, чтоб призвать посох.

– Там, дальше, есть и другие, – сказал Ронин, прервав ход ее мыслей.

– Другие? Много?

– Трудно сказать. На мой вкус, достаточно, – отвечал он, оглядываясь вокруг. – Похоже, с Гаванью Менетила у них не заладилось.