Чудовищ Ириди, несмотря на значительную разницу в восприятии, узнала с первого взгляда. То были те самые близнецы, сумеречные драконы, с которыми пришлось биться им с Красом. Такими уж они запомнились ящерам, а эти образы посох счел наилучшим способом передачи и перевода речи рептилий.

– Невероятно! – выдохнул Ронин почти тем же тоном, что и дракон в облике мага прежде.

Обнаружив, что мысленные образы видны и Ронину, Ириди порядком удивилась, но тут посох продолжил раскрывать новые грани заложенных в него возможностей.

В голове замелькали новые картины. Наземный народ – других, более подходящих слов для перевода самоназвания ящеров жрице на ум не пришло – пустился бежать на запад. Сцены бегства снова и снова перемежались образом Грим Батола; следовало полагать, это значило, что ящеры постоянно чувствовали исходящее от него зло – зло, о страхе перед которым не могли забыть даже они.

За этим последовала битва – вернее, битвы – у Гавани Менетилов. На дворфов ящеры нападали и в прошлом, но никогда еще не являлись под стены в таком числе, как сейчас. Множество стай объединились друг с другом… а причиной тому вновь послужил темный силуэт Грим Батола.

Однако с завоеванием новых, безопасных угодий как-то не задалось. Дворфы защищали свои территории хорошо, хотя поначалу, чтобы узнать их, Ириди пришлось постараться изо всех сил. В видении ящеров дворфы сделались похожими на скардинов, также прекрасно им знакомых.

Далее следовали образы ящеров, мечущихся взад-вперед между горой и гаванью. Звери не останавливались ни на минуту – бежали то в одну сторону, то в другую, и вновь поворачивали обратно.

И вот, наконец, в череде образов появилось лицо Ронина, но не совсем того Ронина, что стоял рядом. Этот выглядел слегка свежее, моложе, и бился с зеленокожим гигантом.

– Будь я проклят! – выпалил волшебник. – Это же я примерно в те времена, когда мы вышибали орков из Грим Батола! Должно быть, – поразмыслив, добавил он, – кто-то из ящеров в тот день оказался неподалеку – возможно, вот этот самый, ведь он старше остальных…

Тут Ронин осекся: образ сменился другим, весьма и весьма загадочным. В бой Ронина с орком вмешался ящер, действительно, очень напомнивший дренейке вожака, но жаждал он вовсе не крови волшебника, как следовало бы ожидать – скорее уж, крови орка.

Затем орк превратился в скардина, а тот, в свою очередь, обернулся одним из крылатых ящеров, изображавших сумеречных драконов, и кто бы из противников ни заступал путь, волшебник и ящер бились с ним плечом к плечу.

Наконец вожак ящеров отодвинулся на полшага назад. Образы тут же померкли.

– Что бы все это значило? – негромко спросила дренейка, оглядев ящеров, терпеливо взиравших на Ронина.

Над ответом волшебник надолго задумался, а, раскрыв рот, подтвердил подозрения жрицы.

– Сказать по правде, я думаю… думаю, они просят нас о помощи. По-моему, они хотят заключить с нами нечто вроде союза, если ты способна в такое поверить.

Ириди кивнула. Если ящеры вправду настолько разумны, возможно, догадка Ронина была недалека от истины. В конце концов, их угодья простирались совсем рядом с Грим Батолом, а ящеры – это Ириди видела собственными глазами – настолько отчаялись, что принялись нападать на Гавань Менетилов. Может статься, они почуяли силу Ронина, или даже видели, как оба они появились из ниоткуда, и инстинктивно потянулись к нему, как к возможному спасителю.

В чем бы ни состояла истина, Ронин был готов поверить в свои предположения настолько, что сделал шаг к вожаку ящеров. Огромное создание снова склонило голову, как будто не желая чем-либо нанести человеку обиду.

Волшебник оказался в пределах досягаемости острых зубов, однако с прежним спокойствием протянул к зверю руку.