|
По сторонам маячили смутные фигуры, обращали к ней пепельные лица, точно души в чистилище, потревоженные явлением смертного в их среде. Слышались голоса, приглушенные до шепота, издалека доносилось воркующее тремоло фисгармонии. Они обогнули выгородку, образованную фанерными щитами, и перед ними открылось залитое белым трескучим светом пространство, посреди которого лицом к лицу стояли двое - американская актриса и французский актер в сорочке с крахмальной грудью, воротничком и манжетами ярко-розового цвета. Они смотрели друг на друга остекленевшими глазами, и казалось, что они стоят так уже несколько часов; но время шло, и ничего не происходило, никто не шевелился. Световая завеса померкла с противным шипеньем, потом разгорелась снова; вдали жалобно застучали молотком в никуда не ведущую дверь; между верхних софитов высунулась голубая физиономия, прокричала что-то невнятное в черноту под крышей. Потом прямо перед Розмэри чей-то голос нарушил царившую на площадке тишину: - Ты не вздумай снимать чулки, детка, изорвешь хоть дюжину пар, тоже не беда. Это платье стоит пятнадцать фунтов. Говоривший пятился назад, пока не натолкнулся на Розмэри, и тогда администратор сказал: - Эрл - мисс Хойт. Они никогда не встречались раньше. Брэди был кипуч и стремителен. Пожимая ей руку, он окинул ее всю быстрым взглядом - знакомая игра, которая сразу ввела Розмэри в привычную атмосферу, и при этом, как всегда, вызвала чувство превосходства над партнером. Если ее особа - ценность, почему не извлечь преимущества из того факта, что эта ценность принадлежит ей? - Я ждал вас со дня на день, - сказал Брэди; в его голосе, чуть излишне победительном для житейского разговора, слышался легкий призвук лондонского простонародного акцента. - Довольны путешествием? - Да, но хочется уже домой. - Нет-нет-нет, - запротестовал он. - Не торопитесь - нам с вами нужно поговорить. Я видел вашу "Папину дочку"; должен сказать, это - первый класс. Я смотрел ее в Париже и сразу же телеграфировал, чтобы узнать, ангажированы вы уже или нет. - Простите, я только вчера... - Черт возьми, какая картина! Чувствуя, что улыбнуться, словно соглашаясь, было бы глупо, Розмэри нахмурила брови. - Не слишком приятная участь - остаться навсегда героиней одной картины. - Конечно, конечно, вы правы. Какие же у вас планы? - Мама считала, что мне нужно отдохнуть. А по возвращении мы или возобновим контракт с "-Фей мое плейере", или подпишем новый с "Ферст нэшнл". - Кто это "мы"? - Моя мать. Она ведет все мои дела. Без нее я бы не справилась. Снова он оглядел ее с головы до ног, и что-то вдруг распахнулось в Розмэри навстречу этому взгляду. Не влечение, нет, ничего похожего на восторженное чувство, так властно захватившее ее утром на пляже. |
