|
Над чернильной гладью залива нависла тень высокой горы, где-то там жили Дайверы. Ей почудилось - вот они стоят рядом, напевая тихую песню, неуловимую, как дым, как отголосок древнего гимна, сложенного неведомо где, неведомо кем. Их дети спят, их ворота заперты на ночь. Она вернулась к себе, надела сандалеты и легкое платье, снова вышла и направилась к главному крыльцу - чуть ли не бегом, потому что на ту же веранду выходили двери других номеров, откуда струился сон. На широкой белой парадной лестнице чернела какая-то фигура; Розмэри остановилась было в испуге, но в следующее мгновение узнала Луиса Кампиона - он сидел на ступеньке и плакал. Он плакал тихо, но горестно, и у него по-женски тряслись от рыданий спина и плечи. Все это в точности напоминало сцену из фильма, в котором Розмэри снималась прошлым летом, и, невольно повторяя свою роль, она подошла и дотронулась до его плеча. Он взвизгнул от неожиданности, не сразу разобрав, кто перед ним. - Что с вами? - Ее глаза приходились на уровне его глаз, и в них было участие, а не холодное любопытство. - Не могу ли я чем-нибудь помочь? - Мне никто не может помочь. Я сам виноват во всем. Знал ведь. Всякий раз одно и то же. - Но, может быть, вы мне скажете, что случилось? Он посмотрел на нее, как бы взвешивая, стоит ли. - Нет, - решил он в конце концов. - Вы слишком молоды и не знаете, что приходится претерпевать тому, кто любит. Муки ада. Когда-нибудь и вы полюбите, но чем позже, тем лучше. Со мной это не первый раз, но такого еще не бывало. Казалось, все так хорошо, и вдруг... Его лицо было на редкость противным в прибывающем утреннем свете. Розмэри не дрогнула, не поморщилась, ничем не выдала внезапно - охватившего ее отвращения, но у Кампиона было обостренное чутье, и он поспешил переменить тему: - Эйб Норт где-то тут поблизости. - Что вы, он ведь живет у Дайверов. - Да, но он приехал - вы разве ничего не знаете? В третьем этаже со стуком распахнулось окно, и голос, явно принадлежавший англичанину, прошепелявил: - Нельзя ли потише! Розмэри и Луис Кампион устыженно спустились вниз и присели на скамью у дорожки, ведущей к пляжу. - Так вы совсем, совсем ничего не знаете? Дорогая моя, произошла невероятная вещь... - Он даже повеселел, воодушевленный выпавшей ему ролью вестника. - И главное, все так скоропалительно и непривычно для меня - я, знаете, стараюсь держаться подальше от вспыльчивых людей - они меня нервируют, я просто заболеваю, и надолго. В его взгляде светилось торжество. Она явно не понимала, о чем идет речь. - Дорогая моя, - провозгласил он, положив руку ей на колено и при этом весь подавшись вперед в знак того, что это не был случайный жест. Он теперь чувствовал себя хозяином положения. |
