|
Этот идиот Кампион совершенно напрасно и вас посвятил во все, но этого уже не исправишь. А шоферу я сказал: если он вздумает болтать, я пущу в ход свою знаменитую музыкальную пилу. Но Томми все равно не успокоится - ему нужна настоящая война, а не стычка один на один. - Только бы Дайверы не узнали, - сказала Розмэри. - Пойду проведаю Маккиско. Хотите со мной? Ему будет приятно ваше участие - бедняга, верно, ни на миг глаз не сомкнул. Розмэри живо представилось, как этот нескладный, болезненно обидчивый человек мечется без сна в ожидании рассвета. С минуту она колебалась, потом жалость пересилила в ней отвращение, и, кивнув головой, она по-утреннему бодро взбежала по лестнице вместе с Эйбом. Маккиско сидел на кровати с бокалом шампанского, но вся его хмельная воинственность улетучилась без следа. Сейчас это был хилый, бледный, насупленный человечек. Видимо, он всю ночь напролет пил и писал. Он растерянно оглянулся на Эйба и Розмэри. - Уже пора? - Нет, еще с полчаса в вашем распоряжении. На столе валялись исписанные листки бумаги, - очевидно, разрозненные страницы длинного письма. Не без труда подобрав их по порядку - на последних страницах строчки были очень размашистые и неразборчивые, - он придвинул настольную лампу, свет которой с наступающим утром постепенно тускнел, нацарапал внизу свою подпись, затолкал послание в конверт и вручил Эйбу со словами: - Моей жене. - Пойдите суньте голову под кран с холодной водой, - посоветовал ему Эйб. - Вы думаете, нужно? - неуверенно спросил Маккиско. - Я бы не хотел совсем протрезвиться. - Да на вас смотреть страшно. Маккиско покорно поплелся в ванную. - Мои дела остаются в жутком беспорядке! - крикнул он оттуда. - Не знаю, как Вайолет доберется домой, в Америку. Я даже не застрахован. Все как-то руки не доходили. - Не мелите вздор, через час вы будете благополучно завтракать в отеле. - Да, да, конечно. Он вернулся с мокрыми волосами и недоуменно посмотрел на Розмэри, будто впервые ее увидел. Вдруг его глаза помутнели от слез. - Мой роман так и не будет дописан. Вот что для меня самое тяжелое. Вы ко мне плохо относитесь, - обратился он к Розмэри, - но тут уж ничего не поделаешь. Я прежде всего - писатель. - Он как-то уныло икнул и помотал головой с безнадежным видом. - Я много ошибался в своей жизни - очень много. Но я был одним из самых выдающихся - в некотором роде... Он не договорил и стал сосать потухшую сигарету. - Я к вам очень хорошо отношусь, - сказала Розмэри, - но мне не нравится вся эта история с дуэлью. - Да, надо было просто избить его как следует, но сделанного не вернешь. Я дал себя спровоцировать на поступок, которого не имел права совершать. Я чересчур вспыльчив... Он внимательно посмотрел на Эйба, словно ожидая возражений с его стороны. |
