Изменить размер шрифта - +
Я чересчур вспыльчив...
   Он внимательно посмотрел  на  Эйба,  словно  ожидая  возражений  с  его
стороны. Потом с судорожным смешком опять поднес к  губам  сигарету.  Было
слышно, как он учащенно дышит.
   - Беда в том, что  я  сам  заговорил,  о  дуэли.  Если  б  еще  Вайолет
смолчала, я бы сумел все уладить. Конечно, еще и сейчас не поздно -  можно
взять и  уехать  или  обратить  все  в  шутку.  Но  боюсь,  Вайолет  тогда
перестанет уважать меня.
   - Вовсе нет, - сказала Розмэри. - Она даже станет уважать вас больше.
   - Вы не знаете Вайолет.  Если  она  чувствует  себя  в  чем-то  сильнее
другого, она может быть очень жестокой. Мы женаты двенадцать лет,  была  у
нас дочка, она умерла, когда ей шел восьмой год, а потом - знаете, как оно
бывает в таких случаях. Мы оба стали кое-что позволять себе на стороне, не
то чтобы всерьез, но все-таки это нас отдаляло друг от друга. А вчера  она
меня там обозвала трусом.
   Розмэри, смущенная, молчала.
   - Ладно, постараемся, чтобы все обошлось без последствий, - сказал  Эйб
и открыл большой кожаный футляр. - Вот  дуэльные  пистолеты  Барбана  -  я
прихватил их, чтобы вы могли заранее с ними освоиться. Он всегда возит  их
в своем чемодане. - Эйб взял один из пистолетов и взвесил на руке. Розмэри
испуганно  вскрикнула,  а  Маккиско  с  явной  опаской  уставился  на  это
архаическое оружие.
   - Неужели, чтобы  нам  обменяться  выстрелами,  нужны  пистолеты  сорок
пятого калибра?
   -  Не  знаю,  -  безжалостно  сказал   Эйб.   -   Считается,   что   из
длинноствольного пистолета удобнее целиться.
   - А с какого расстояния? - спросил Маккиско.
   - Я разузнал все порядки. Если цель поединка - лишить противника жизни,
назначают восемь шагов, если хотят выместить на нем разгоревшуюся злобу  -
двадцать, а если речь идет только о защите чести - сорок. Мы с секундантом
Томми порешили на сорока.
   - Хорошо.
   - Интересная дуэль описана в одной повести Пушкина, - вспомнил  Эйб.  -
Противники стояли оба на краю пропасти, так что даже получивший пустяковую
рану должен был погибнуть.
   Этот экскурс в историю литературы, видимо, не  дошел  до  Маккиско,  он
недоуменно посмотрел на Эйба и спросил:
   - Что, что?
   - Не хотите ли разок окунуться в море - это вас освежит.
   - Нет, нет, мне не до купанья. - Он вздохнул. - Я ничего не понимаю,  -
сказал он. - Зачем я это делаю?
   Впервые в жизни ему приходилось что-то _делать_. Он был из  тех  людей,
для которых чувственный мир не существует, и, очутившись перед  конкретным
фактом, он совершенно растерялся.
   - Что ж, будем собираться, - видя его состояние, сказал Эйб.
   - Хорошо. - Он отхлебнул  порядочный  глоток  бренди,  сунул  фляжку  в
карман и спросил, как-то дико поводя глазами: - А вдруг я убью его -  меня
тогда посадят в тюрьму?
   - Я вас переброшу через итальянскую границу.
   Он оглянулся на Розмэри, потом сказал Эйбу виноватым тоном:
   - Прежде чем идти, я бы хотел кое о чем поговорить с вами наедине.
Быстрый переход