– А ты? Я пытаюсь защитить все, что мне дорого…

– Я уже говорил, что не позволю ничему плохому случиться ни с тобой, ни с твоим отцом. Но моя мать имеет право на справедливость.

– Не лги себе – ты делаешь это не для нее.

– Ты думаешь, я делаю это для себя? – Гэвин резко отступил назад. – Я отказываюсь от титула, который предлагает мне дорогой папаша. И, как ты сама говорила, мне скорее всего придется расстаться и с тем невысоким положением, которое я сейчас занимаю. Какую же выгоду я получаю от этого?

– Ты хочешь избавиться от чувства вины.

– О чем ты? – Гэвин с изумлением смотрел на Кристабель.

– Я все время об этом думаю, с тех пор как мы вернулись из Бата. Ты винишь себя в несчастьях своей матери, ведь так?

Гэвин молчал, стиснув зубы так, что у него дрожала нижняя челюсть.

– Ты винишь себя за то, что не проснулся тогда…

– Я должен был проснуться, черт побери! Я должен был, и тогда бы ей не пришлось тащить меня на руках.

– Ты не спал, Гэвин, – мягко проговорила Кристабель. – Ты наглотался дыма, так часто бывает во время пожара. Не вини себя за то, что твоя мать отдала мокрую скатерть тебе. В этом виноват пожар, а не ты. Она сделала то, что сделала бы на ее месте любая мать: пожертвовала собой ради сына. И это не значит, что ты должен всю жизнь посвятить тому, чтобы изменить то, что уже случилось.

– Как я могу поступить иначе? – хрипло спросил Гэвин. – Дело не только в пожаре. Меня не было рядом с мамой все те месяцы, что она страдала в больнице. Мне сказали, что она умерла, а я, как дурак, поверил.

– Тебе было двенадцать лет! Может, ты и умел управляться с рулеткой, но был еще ребенком и думал как ребенок. Если люди, которые должны знать правду, сказали тебе, что твоя мать умерла, как мог ты им не поверить? Ты ведь видел немало погибших, когда пришел в себя той ночью. – Кристабель положила ладонь Гэвину на руку. – У тебя есть право и на злость, и на обиду, и на горечь, мой любимый. Но ты не избавишься от них, даже отомстив его высочеству. И уж конечно, не поможешь этим своей матери.

– Ей было бы лучше, если бы я вообще не родился, – отрывисто сказал Гэвин, не глядя на Кристабель.

Господи, да неужели он в это верит?

– Любимый, даже не думай об этом. В тебе вся ее жизнь. Я точно знаю, что твоя мать ни одной секунды, никогда не жалела о том, что у нее есть ты. Иона, конечно, не хочет, чтобы ты сделал то, что похоронит для тебя всякую надежду на достойную жизнь. Мать хочет для тебя только счастья. – Кристабель понизила голос почти до шепота: – И я тоже.

Гэвин зло взглянул ей в глаза:

– Ты выбрала странный способ это демонстрировать. Отказываешься спать со мной. Отказываешься выйти за меня замуж.

– Можно подумать, ты действительно этого хотел, – фыркнула Кристабель.

– Конечно, хотел. И сейчас хочу. Кристабель посмотрела куда то в сторону:

– Я считала, что ты передумал, когда у тебя появилось время все взвесить.

– Я не передумал. – Обвив руками Кристабель за талию, Гэвин притянул ее к себе и добавил хриплым шепотом: – Это ты не желаешь узаконить нашу связь и ставишь условия для того, чтобы выйти за меня замуж. Я готов жениться на тебе, что бы ни случилось.

Кристабель смотрела на Гэвина, чувствуя, как любовь и страх борются в ее сердце.

– Тогда ты должен думать о нашем будущем, а не о мести. Разве сможем мы быть счастливыми, когда все это обрушится на нас?

– Важно только то, что мы будем вместе. Какое нам дело до того, что скажут другие?

– А как же наши дети? А их будущее? Неужели ты хочешь, чтобы они росли, слыша, что их отца обвиняют в величайшем скандале в истории королевского дома? А их деда – в том, что уронил честь офицера? Тебе то должно быть лучше, чем другим, известно, как болезненно реагируют дети, когда позорят их семьи.