Сунув футляр под мышку, я выключил свет в номере и запер его. Все мои
движения были быстры и уверенны, как у хорошо отрегулированного автомата,
словно я всю жизнь готовился к такому случаю и ничего иного тут и быть не
могло.
Я вернулся к себе и прошел в маленькую, глухую, без окон, комнатку,
примыкавшую к моей конторке. В ней полки были завалены канцелярскими
принадлежностями, старыми счетами, потрепанными журналами прошлых лет,
забытыми в номерах. Они пестрели фотографиями ушедших в небытие
политиканов, голых девочек (их теперь, увы, уже не стоило снимать),
ослепительно притягательных женщин, убийц с моноклями, кинозвезд,
тщательно позирующих писателей - словом, обычное месиво прошлой и
современной Америки.
Не колеблясь, засунул я чертежный футляр с деньгами в этот ворох
скандалов, сплетен и восторгов.
Потом я вызвал по телефону "скорую помощь" и уселся за стол, занявшись
сандвичем и бутылкой пива. За едой я отыскал запись в книге регистрации
приезжающих, указавшую, что 602-й номер занял за день до этого Джон
Феррис, домашний адрес: Чикаго, Северное Мичиганское авеню. Едва только я
допил пиво, как услыхал звонок и увидел снаружи машину "скорой помощи" и
вышедших из нее двоих мужчин. Один был в белом халате со свернутыми
носилками в руках; другой, в синей форме, нес черную сумку, однако я знал,
что и он не был врачом. В Манхэттене [район Нью-Йорка] не тратились на
врачей, а посылали по вызовам "скорой помощи" санитаров, которые могли
оказать на месте первую помощь, не доконав пациента. Когда я открыл
входную дверь, подъехала патрульная полицейская машина, из которой вылез
коренастый полисмен с тяжелым подбородком и темными, нездоровыми кругами
под глазами.
- Что у вас тут случилось? - спросил он.
- На шестом этаже старик загнулся, - ответил я.
- Пройду с ними, Дэйв, - сказал полисмен своему напарнику, сидевшему за
рулем. Было слышно, как у них в машине служебное радио передавало
сообщения о несчастных случаях, избиениях жен, самоубийствах и названия
улиц, где были замечены подозрительные личности.
Я повел их как ни в чем не бывало. Молодой санитар поминутно зевал,
словно не спал неделю. Я заметил, что работающие ночью выглядят так, будто
несут наказание за какой-то тяжкий неведомый грех. Тяжелые шаги полисмена
гулко отдавались в пустом вестибюле, впечатление было такое, что он
шествовал один. Все молчали, поднимаясь в лифте, который наполнился
специфическим больничным запахом. Бог с ним, с запахом, подумалось мне, а
вот полисмена лучше бы не было.
Когда мы поднялись на шестой этаж, я провел их в 602-й номер. Санитар
сдернул одеяло с мертвеца и наклонился к нему, приложив к его груди
стетоскоп. Полисмен остановился у кровати, внимательно разглядывая смятые
простыни со следами губной помады, одеяла и вещи на столике. |