|
Она постаралась сосредоточиться на приятных воспоминаниях, вспомнить о счастливых днях, проведенных с отцом. По крайней мере у нее есть воспоминания. Что делает Алек, когда расстроен и хочет ненадолго позабыть о настоящем? И какова была бы ее жизнь, не появись он в Балтиморе? Отец все равно умер бы, и верфь принадлежала бы сейчас ей. Неужели ее ожидало разорение? Хорошо зная балтиморских джентльменов, Джинни с большой долей вероятности могла ответить утвердительно. Ну а потом они, должно быть, посчитали бы своим долгом выдать ее замуж, чтобы спасти от голодной смерти. Что ж, думать об этом сейчас просто нет смысла. Туман стлался над пристанью, скрывая окружающий пейзаж, так что Джинни, как ни старалась, почти ничего не могла увидеть. Воздух прорезал резкий вой сирен. «Найт дансер» двигался за лоцманским ботом со скоростью улитки. Холли стояла рядом с Джинни, Мозес – чуть позади. Он успел по уши закутаться в толстый шерстяной шарф ярко красного цвета, как ни странно, подарок Пиппина. За время путешествия они стали настоящими друзьями. Девочка была непривычно молчаливой, что сначала радовало, но потом встревожило Джинни. Уж слишком она спокойна. Непривычно спокойна. Джинни взяла малышку за руку: – Волнуешься, Холли? Наконец то ты дома. Но Холли по привычке хорошенько подумала, прежде чем ответить: – Да, но знаешь, Джинни, я, пожалуй, слишком маленькая, чтобы из за этого волноваться. Нет, скорее меня тревожит папа. Ему тоже совсем все равно, но я думаю, он даже боится, что никого не узнает и от этого почувствует себя еще хуже. Он по прежнему не помнит нас, Джинни. Иногда я замечаю, как папа смотрит на меня и старается, ужасно старается узнать, только ничего не выходит. – Ты права, Холли, но я уверена, папа скоро поправится. – Может быть… но он все равно несчастен. «Скорее всего из за женщины, с которой связан на всю жизнь», – подумала Джинни, но не осмелилась сказать это вслух. – Такой туман, как на похоронах, – заметил Мозес, поднимая руку в перчатке, словно для того, чтобы пригладить курчавые волосы. – Тихо и уныло, совсем как на кладбище. – Веселенькая мысль, – пробормотала Джинни и обернулась, чтобы посмотреть на Алека. Но тот был поглощен разговором с Эйбелом и Минтером, так что Джинни увидела лишь его спину. – Мама умерла в тот день, когда я родилась. Через два дня мне будет пять. – Устроим праздник, дорогая, и пригласим Пиппина и Мозеса и миссис Суиндел… – И не забудьте ее чудесного отца, – вмешался Алек, улыбаясь своему семейству. Он, конечно, не помнил ни о дне рождения дочери, ни о годовщине смерти жены. Значит, осталось два дня на то, чтобы раздобыть подарок, которому порадовалась бы Холли. Последние недели он почти не разлучался с дочерью, присутствовал на ее занятиях, разговаривал по французски и итальянски: оба языка, по счастью, сохранились в памяти, и речь легко лилась с губ, он даже разыгрывал роль врага в потешных морских сражениях. Ему нравилась эта не по годам смышленая девочка. Что ж, начало неплохое. Даже когда Холли уставала и начинала ныть и капризничать, Алек был терпелив, поскольку обнаружил, что достаточно одного строгого взгляда, и Холли мгновенно успокаивается. – Еще четверть часа, и мы причалим, – сообщил он Джинни, выглядевшей, по его мнению, слишком измученной и осунувшейся. – Слава Богу, – радостно вздохнула та. – Хочу ощутить под ногами твердую землю. Где мы остановимся сегодня, Алек? В Саутхемптоне? – Да, в гостинице «Чекерз инн». |
