|
Я не оставлю тебя одну, среди чужих. Думаю, что мои знакомые в основном люди порядочные и, следовательно, симпатичные. Джинни пришлось удовлетвориться этим. Как легко он подчиняет ее своей воле! Она знала это, восставала и сердилась, но недостаточно пылко. Что касается Алека, он вновь начал целовать ее, наслаждаясь вкусом, ощущением этого мягкого рта, и, хотя умирал от желания просунуть руки под ее плащ и начать ласкать груди, все же старался сдержаться. Он надеялся, что слуги хорошо обращаются с Джинни. По крайней мере при нем они вели себя идеально, но она совсем другая… американка, чужачка и не привыкла одеваться с помощью горничной. Это вызвало возмущенные вопли миссис Брит, которая побежала жаловаться Пиппину, который, в свою очередь, известил обо всем Алека, когда тот одевался к вечеру. – Она думает, что Джинни – что то вроде дикарки, кап… милорд. Правда, не сказала этого прямо, но, по моему, считает, что Джинни поймала вас и обманом заставила жениться… после несчастного случая. Рот Пиппина растянулся до ушей в веселой ухмылке невзирая на угрожающе нахмурившегося Алека. – Не тревожьтесь, милорд. Если дело дойдет до схватки, ставлю на Джинни. Только миссис Брит опомнится, вот увидите. Я просто думал, что вы должны знать, куда ветер дует. Ну что ж, миссис Брит сделала Джинни очаровательную прическу. Наконец карета остановилась, и лакей, держа над их головами зонтик, откинул подножку. Они присоединились к остальным гостям в главном салоне, ожидающим приема. Алек, сняв плащ с жены, вручил его лакею и, вновь повернувшись к Джинни, охнул от неожиданности. Где она отыскала это ужасающее платье? Жена выглядела хуже огородного пугала. Странный оттенок зеленого делал ее кожу нездорово желтоватой, кроме того, оно оказалось безнадежно мало, плечи и грудь натягивали ткань так, что она, казалось, вот вот лопнет. А фасон… фасон… ничего более невероятного Алек в жизни не видел и мог бы, пожалуй, представить нечто подобное как образец дурного вкуса. От груди до пола шли шесть оборок, каждая – еще более омерзительного темно зеленого оттенка. В вырезе виднелось криво пришитое белое кружево. Неожиданно перед его мысленным взором возникла картина: Джинни в другом платье, с таким же неряшливо пришитым к декольте кружевом. Он увидел и себя… язвительно усмехающегося. Алек покачал головой и судорожно сглотнул. Видение исчезло, сменившись другим, еще более необычным: Джинни стоит перед ним, и на полу валяется груда белых бантов. Она срывает с платья еще один, и он тут же следует ее примеру. Какого дьявола там произошло? Он снова тряхнул головой и вернулся к настоящему. Господи, стоит опустить глаза, и он, как и всякий, может видеть ее соски! Он не думал… не понимал… Но, Боже, ведь она леди! И всегда так безупречно одевалась! Откуда взялись эти гнусные лохмотья? Может, она назло ему? Оделась специально, чтобы смутить его перед знакомыми? О небо, что же делать? Алек сжал руку Джинни и тихо, взбешенно процедил: – Джинни, мы немедленно уходим. Позже… поговорим обо всем. Он потянул ее за собой, но было слишком поздно. – О, Алек, добрый вечер! Как я рада видеть вас! Эйлин Бленчард шла навстречу, протягивая руку. Алек беспомощно взял ее и поднес к губам: – Здравствуйте, Эйлин. Ничего не поделаешь, придется задержаться минут на пять. Потом он сможет увести отсюда жену. – Это моя жена, Джинни. Моя дорогая, это Эйлин Бленчард. «Какая красавица», – подумала Джинни и улыбнулась как могла дружелюбнее: – Как поживаете? – Ваша жена?! Эйлин успела разглядеть Джинни в мельчайших подробностях за какое то ничтожное мгновение и громко рассмеялась: – В самом деле, Алек, у вас слишком странные понятия о развлечениях. |
