Изменить размер шрифта - +
Чванство, невежество и мода делают число наших врагов почти равным числу читателей. Дарования девятисотого автора краткой истории

Англии или составителя и издателя тома, содержащего несколько дюжин строк из Мильтона, Поупа и Прайора, статью из "Зрителя" и главу из Стерна,

восхваляются тысячами перьев, меж тем как существует чуть ли не всеобщее стремление преуменьшить способности и опорочить труд романиста,

принизив творения, в пользу которых говорят только талант, остроумие и вкус. "Я не любитель романов!", "Я редко открываю романы!", "Не

воображайте, что я часто читаю романы!", "Это слишком хорошо для романа!" - вот общая погудка. "Что вы читаете, мисс?" - "Ах, это всего лишь

роман!" - отвечает молодая девица, откладывая книгу в сторону с подчеркнутым пренебрежением или мгновенно смутившись. Это всего лишь "Цецилия",

или "Камилла", или "Белинда", - или, коротко говоря, всего лишь произведение, в котором выражены сильнейшие стороны человеческого ума, в котором

проникновеннейшее знание человеческой природы, удачнейшая зарисовка ее образцов и живейшие проявления веселости и остроумия преподнесены миру

наиболее отточенным языком. Но будь та же самая юная леди занята вместо романа томом "Зрителя", с какой гордостью она покажет вам книгу и

назовет ее заглавие! А между тем весьма маловероятно, чтобы ее в самом деле заинтересовала какая-нибудь часть этого объемистого тома, содержание

и стиль которого не могут не оттолкнуть девушку со вкусом, - настолько часто его статьи посвящены надуманным обстоятельствам, неестественным

характерам и беседам на темы, давно Уже переставшие интересовать кого-нибудь из живущих на свете, к тому же изложенным на языке столь

вульгарном, что едва ли он может оставить благоприятное впечатление о веке, который его переносил.

Глава VI

     Беседа между двумя подругами, состоявшаяся в Галерее однажды утром на восьмой или девятый день их знакомства, приводится здесь, чтобы дать

читателю представление о силе их взаимной привязанности, а также тонкости, глубине и своеобразии их мыслей и литературных вкусов, на которых эта

привязанность основывалась.
     Их встреча была заранее условлена, и так как Изабелла явилась в Галерею пятью минутами раньше своей подруги, первыми ее словами,

естественно, были:
     - Дорогая моя, что это вас так задержало? Я жду вас целую вечность!
     - Неужели я вас заставила ждать? Извините меня. Мне казалось, я не опаздываю. Только что пробил час. Надеюсь, вы здесь недавно?
     - Тысячу лет, не меньше. Во всяком случае, уже битых полчаса. Ну, а теперь давайте доставим себе маленькое удовольствие и посидим тихонько

вон там, в глубине зала. Мне надо поделиться с вами сотней разных вещей. Прежде всего, я так боялась дождя, когда утром собиралась из дому!

Казалось, он вот-вот хлынет, - это бы разбило мне сердце. Вы знаете, проходя по Мильсом-стрит, я заметила на витрине самую миленькую шляпку,

какую только можно себе представить, - вроде вашей, но не с зелеными лентам, а с пунцовыми. Мне смертельно захотелось ее купить! Но, Кэтрин,

дорогая, как прошло ваше утро? Читали ли вы дальше "Удольфо"?
     - Я принялась за него, как только открыла глаза. И уже добралась до черного покрывала.
     - Что вы говорите? Какая прелесть! Но я ни в коем случае не скажу, что под ним спрятано. Хоть вы, наверно, умираете от любопытства?
     - Еще бы! Что бы это могло оказаться? Нет, нет, не говорите, ради Бога, ни слова! Наверно, там спрятан скелет, - я убеждена, что это будет

скелет Лорентины.
Быстрый переход