Валентина Михайловна бросила на столик № „Revue des Deux Mondes“ и, прислонившись к спинке дивана, подняла глаза кверху и задумалась, что
очень к ней шло.
Уже по тому, как Семен Петрович Калломейцев, молодой мужчина лет тридцати двух, вошел в комнату — развязно, небрежно и томно; как он
вдруг приятно просветлел, как поклонился немного вбок и как эластически выпрямился потом; как заговорил не то в нос, не то слащаво; как
почтительно взял, как внушительно поцеловал руку Валентины Михайловны — уже по всему этому можно было догадаться, что новоприбывший гость не
был житель провинции, не деревенский, случайный, хоть и богатый сосед, а настоящий петербургский „гранжанр“ высшего полета. К тому же и одет
он был на самый лучший английский манер: цветной кончик белого батистового платка торчал маленьким треугольником из плоского бокового
кармана пестренькой жакетки; на довольно широкой черной ленточке болталась одноглазая лорнетка; бледно-матовый тон шведских перчаток
соответствовал бледно-серому колеру клетчатых панталон.
Острижен был г-н Калломейцев коротко, выбрит гладко; лицо его, несколько женоподобное, с небольшими, близко друг к другу поставленными
глазками, с тонким вогнутым носом, с пухлыми красными губками, выражало приятную вольность высокообразованного дворянина. Оно дышало
приветом... и весьма легко становилось злым, даже грубым: стоило кому-нибудь, чем-нибудь задеть Семена Петровича, задеть
его консерваторские, патриотические и религиозные принципы — о! тогда он делался безжалостным! Все его изящество испарялось мгновенно;
нежные глазки зажигались недобрым огоньком; красивый ротик выпускал некрасивые слова — и взывал, с писком взывал к начальству!
Фамилия Семена Петровича происходила от простых огородников. Прадед его назывался по месту происхождения: Коломенцов... Но уже дед
его переименовал себя в Коломейцева; отец писал: Калломейцев, наконец Семен Петрович поставил букву на место е — и, не шутя, считал себя
чистокровным аристократом; даже намекал на то, что их фамилия происходит, собственно, от баронов фон Галленмейер, из коих один был
австрийским фельдмаршалом в Тридцатилетнюю войну. Семен Петрович служил в министерстве двора, имел звание камер-юнкера; патриотизм помешал ему
пойти по дипломатической части, куда, казалось, все его призывало: и воспитание, и привычка к свету, и успехи у женщин, и самая
наружность... mais quitter? — la Russie? — jamais! У Калломейцева было хорошее состояние, были связи; он слыл за человека надежного и
преданного — „un peu trop... feodal dans ses opinions“, — как выражался о нем известный князь Б., одно из светил петербургского чиновничьего
мира. В С...ю губернию Калломейцев приехал на двухмесячный отпуск, чтобы хозяйством позаняться, то есть „кого пугнуть, кого поприжать“. |