|
Ее губы были немножко широки и бледны, плечи немного высоки, руки немного велики... Но за всем тем всякий, кто бы увидал, как она свободно и грациозно двигалась по гостиной, то наклоняя к цветам свой тонкий, едва перетянутый стан и с улыбкой нюхая их, то переставляя какую—нибудь китайскую вазочку, то быстро поправляя перед зеркалом свои лоснистые волосы и чуть-чуть прищуривая свои дивные глаза, — всякий, говорим мы, наверное, воскликнул бы про себя или даже громко, что он не встречал более пленительного создания! Хорошенький кудрявый мальчик лет девяти, в шотландском костюме, с голыми ножками, сильно напомаженный и завитой, вбежал стремительно в гостиную и внезапно остановился при виде Валентины Михайловны. — Что тебе, Коля? — спросила она. Голос у ней был такой же мягкий и бархатный, как и глаза. — Вот что, мама, — начал с замешательством мальчик, — меня тетушка прислала сюда... велела принести ландышей ... для ее комнаты... у нее нету... Валентина Михайловна взяла своего сынишку за подбородок и приподняла его напомаженную головку. — Скажи тетушке, чтобы она послала за ландышами к садовнику; а эти ландыши — мои... Я не хочу, чтобы их трогали. Скажи ей, что я не люблю, чтобы нарушались мои порядки. Сумеешь ли ты повторить мои слова? — Сумею... — прошептал мальчик. — Ну-ка скажи. — Я скажу... я скажу... что ты не хочешь. Валентина Михайловна засмеялась. И смех у нее был мягкий. — Я вижу, тебе еще нельзя давать никаких поручений. Ну, все равно, скажи, что вздумается. Мальчик быстро поцеловал руку матери, всю украшенную кольцами, и стремглав бросился вон. Валентина Михайловна проводила его глазами, вздохнула, подошла к золоченой проволочной клетке, по стенкам которой, осторожно цепляясь клювом и лапками, пробирался зеленый попугайчик, подразнила его концом пальца; потом, опустилась на низкий диванчик и, взявши с круглого резного столика последний № „Revue des Deux Mondes“, принялась его перелистывать. Почтительный кашель заставил ее оглянуться. На пороге двери стоял благообразный слуга в ливрейном фраке и белом галстуке. — Чего тебе, Агафон? — спросила Валентина Михайловна все тем же мягким голосом. — Семен Петрович Калломейцев приехали-с. Прикажете принять? — Проси; разумеется, проси. Да вели сказать Марианне Викентьевне, чтобы она пожаловала в гостиную. Валентина Михайловна бросила на столик № „Revue des Deux Mondes“ и, прислонившись к спинке дивана, подняла глаза кверху и задумалась, что очень к ней шло. |
