|
Взгляните на ее положение в этом свете, и вы увидите, как вижу я, что не низменные причины заставили ее совершить ошибку. Подумайте об ее уязвленном сердце и пустой жизни и скажите себе, прощая ее: "Она любит меня! " Глаза Мерси наполнились слезами. – Я это говорю, – ответила она. – Не с прощением – это меня следует простить. Я говорю это с признательностью, когда думаю о ней, я говорю это со стыдом и горечью, когда думаю о себе. Он в первый раз взял ее за руку. Он взглянул, взглянул совершенно невинно, на ее потупленное лицо. Он говорил так, как говорил в то незабываемое свидание между ними, которое сделало из нее новую женщину. – Я не могу вообразить более жестокого испытания, – сказал он, – как то, которое теперь предстоит вам. Благодетельница, которой вы обязаны всем, не просит от вас ничего, кроме молчания. Особы, которую вы оскорбили, уже нет, чтобы подстрекать ваше намерение говорить. Сам Орас (если я не ошибаюсь) не станет принуждать вас к объяснению, которое вы обещали ему. Искушение сохранить ваше ложное положение в этом доме непреодолимо, я могу это сделать не совестясь. Сестра и друг! Можете ли вы еще оправдать мое доверие к вам? Признаетесь ли вы в истине без всякого опасения, что будете к этому принуждены? Она подняла голову, и в ее больших серых глазах опять появилась решимость. Ее тихий, нежный голос ответил ему без малейшего колебания: – Признаюсь! – Вы будете справедливы к женщине, которую вы оскорбили как она ни недостойна, хотя она не имеет возможности доказать вам обман? Клянусь вам! Вы пожертвуете всем, что вы приобрели обманом, священной обязанности загладить это? Вы все вытерпите, даже если оскорбите вторую мать, которая вас полюбила и согрешила для вас, – скорее, чем вытерпите собственное унижение? Ее рука крепко сжала его руку. Опять и в последний раз она ответила: – Да! Голос его еще не дрожал. Теперь он ослабел. Его следующие слова были произнесены слабым шепотом – самому себе, не ей. – Благодарю Бога за этот день! – сказал он. – Я был полезен одному из благороднейших созданий Господа! Какой то внутренний трепет почувствовала Мерси, когда он произнес эти слова, касаясь ее руки. Все ее чувства были напряжены, сердце готово было вырваться из груди. В этот миг ее озарила догадка. Джулиан – преданный друг, он исполнен любви и верности к ней. От этой мысли слабый румянец, так идущий ей, разлился по ее лицу и шее. Ее дыхание стало прерывистым. Мерси отняла свою руку и облегченно вздохнула, когда отняла ее. Джулиан вдруг встал и оставил Мерси. Не говоря ни слова и не глядя на нее, он медленно прошел через комнату. Когда он вернулся к ней, лицо его было спокойно. Он опять овладел собой. Мерси заговорила первая. Она отвлекла разговор от себя, обратившись к тому, что происходило в комнате леди Джэнет. – Вы сейчас говорили об Орасе, – сказала она, – в выражениях, удививших меня. Вы, кажется, думаете, что он не будет требовать от меня объяснения. Вы делаете это заключение из письма леди Джэнет? – Конечно, – ответил Джулиан. – Вы также увидите это заключение, если мы вернемся на минуту к отъезду Грэс Розбери из этого дома. Мерси перебила его. – Можете вы угадать, – спросила она, – как леди Джэнет уговорила ее уехать? – Не хочется признаваться, – сказал Джулиан, – одно выражение в письме навело меня на мысль, что леди Джэнет предложила ей деньги и что она их приняла. – О, я не могу этого думать! – Вернемся к Орасу. Когда мисс Розбери выехала из дома, у леди Джэнет осталось одно серьезное препятствие. Это препятствие – Орас Голмкрофт. – Каким образом Орас может служить препятствием? – Он служит препятствием вот в каком смысле. |
