Он держит хвост трубой. Он лениво валяется на мягком ковре. Он приближается к своей госпоже, кокетливо выгибая спину. Он обнюхивает с разборчивостью гурмана отборные куски, предлагаемые ему. Мелодичное однообразие его мурлыканья успокоительно действует на нервы ее сиятельства. Она останавливается в середине передовой статьи и смотрит с озабоченным лицом на счастливого кота. 
	– Честное слово, – вскрикивает леди Джэнет, думая со своей обычной иронией о заботах, волнующих ее, – приняв все в соображение, Том, я желала бы быть на твоем месте. 
	Кот вздрагивает – не от лестных слов своей госпожи, а от стука в дверь, последовавшего за ее словами. Леди Джэнет говорит довольно небрежно: «Войдите», – беспечно оглядывается посмотреть, кто это, и вздрагивает, как кот, когда дверь отворяется и появляется Джулиан Грэй! 
	– Ты – или твой призрак? – восклицает она. 
	Она уже приметила, что Джулиан бледнее обыкновенного и что в его наружности есть что то тревожное и сдержанное – совершенно несвойственное ему в другое время. Он садится возле тетки и целует ее руку. Но в первый раз с тех пор, как она его знала, он отказался от вкусного завтрака и не приласкал кота. Это оставленное без внимания животное устроилось на коленях леди Джэнет. Та, устремив глаза на племянника (решившись все выпытать у него при первом удобном случае), ждет, что он ей скажет. Джулиану ничего не оставалось, как прервать молчание и начать рассказ. 
	– Я вчера вечером вернулся из за границы, – начал он, – и тотчас по возвращении явился сюда. Как ваше сиятельство поживаете? Как здоровье мисс Розбери? 
	Леди Джэнет приложилась пальцем к кружевной пелерине, украшавшей верхнюю часть ее одежды. 
	– Здесь старуха здорова, – ответила она и указала на комнату, находившуюся над ними, – а там молодая девица больна. А с тобою что, Джулиан? 
	– Я, может быть, немножко устал после дороги. Не обращайте на меня внимания. Мисс Розбери все еще страдает от потрясения? 
	– От чего другого ей страдать? Я никогда не прощу тебе, Джулиан, что ты привел ко мне в дом эту сумасшедшую самозванку. 
	– Любезная тетушка, когда я был невинным орудием ее появления в вашем доме, я не имел ни малейшего понятия о том, что существует мисс Розбери. Никто искреннее меня не сожалеет о том, что случилось. Вы советовались с доктором? 
	– Я по совету доктора возила ее к морю. 
	– А разве перемена воздуха не принесла ей пользы? 
	– Никакой. Скорее перемена воздуха повредила ей. Иногда она сидит по целым часам бледная как смерть, не смотря ни на что, не произнося ни слова. Иногда развеселится и как будто хочет сказать что то, а потом, Богу известно отчего, вдруг остановится, как будто боится заговорить. Это я могу переносить. Но вот что пронзает мне сердце, Джулиан, – она не верит мне и не любит меня как прежде. Она как будто сомневается во мне, она как будто боится меня. Если бы я не знала, что это решительно невозможно, я, право, подумала бы, будто она подозревает, что я верю тому, что эта тварь сказала о ней. Словом (но это между нами), я начинаю бояться, что она не оправится никогда от испуга, вызвавшего этот обморок. Тут кроется какая то серьезная неприятность – и как я ни стараюсь разузнать ее, эту неприятность, открыть я не могу. 
	– Неужели доктор не может сделать ничего? 
	Блестящие, черные глаза леди Джэнет ответили, прежде чем она дала ответ словами, с выражением крайнего презрения. 
	– Доктор! – повторила она с пренебрежением. – Я с отчаянием привезла Грэс вчера назад и послала за доктором – сегодня. Он считается сильнейшим в своей профессии, говорят, что он зарабатывает десять, тысяч в год, а знает не больше меня. Я говорю совершенно серьезно. Знаменитый доктор уехал сейчас с двумя гинеями в кармане. Одну гинею получил за то, что подал мне совет окружить Грэс спокойствием, другую гинею за то, что посоветовал мне положиться на время.                                                                     |