|
– Доверяю! – повторила она. – О каком доверии говорите вы? – Мне пришло в голову, что вы, может быть, проявляете более чем обыкновенный интерес к вопросам, которые вы задавали мне несколько минут назад, – ответил он. – Не говорили ли вы, может быть, о какой нибудь несчастной женщине – не о той, которая напугала вас, разумеется, но о какой нибудь другой, которую вы знаете? Сердце Мерси замерло в груди. Ясно, он не подозревал, что она говорит о себе. Его тон, характер, его обращение говорили о том, что его доверие к ней было сильно по прежнему. Все таки эти последние слова заставили ее задрожать, она не могла решиться отвечать. Он счел за ответ наклонение ее головы. – Вы интересуетесь этой женщиной? – спросил Джулиан. Она на этот раз ответила слабым голосом: – Да, интересуюсь. – Ободряли ли вы ее? – Я не смела ее ободрять. Мерси заметно повеселела. – Ступайте к ней, – сказал Джулиан, – и позвольте мне идти с вами и помочь вам. Мерси ответила тихо и печально: – Она упала слишком низко для этого! Он перебил ее с нетерпением. – Что она сделала? – спросил Джулиан. – Она обманула, низко обманула невинных, доверившихся ей. Она причинила вред, большой вред, другой женщине. В первый раз Джулиан сел возле Мерси. Участие, которое она теперь возбуждала в нем, все усиливалось. Он мог говорить с Мерси совершенно свободно, он мог смотреть в глаза Мерси с чистой совестью. – Вы судите о ней очень строго, – сказал Джулиан, – знаете ли вы, какому она могла подвергаться искушению? Ответа не последовало. – Скажите мне, – продолжал он, – жива ли еще та женщина, которой она причинила вред? – Жива. – Если она еще жива, она может загладить свою вину. Может быть, придет время, когда эта грешница может заслужить наше прощение и уважение. – Можете вы уважать ее? – грустно спросила Мерси. – Может такой ум, как ваш, понять, что она перенесла? Улыбка, добрая и умная, осветила на мгновение его лицо. – Вы забываете мой грустный опыт, – ответил он. – Хотя я и молод, но встречал очень многих мужчин и женщин, страдавших и грешивших. Даже после того немногого, что вы сказали, мне думается, я могу поставить себя на се место. Я могу хорошо понять, например, что она подвергалась искушению свыше человеческих сил. Прав ли я? – Вы правы. – Может быть, ей некому было посоветовать, предостеречь ее, спасти. Правда это? – Правда. – Искушаемая и одинокая, – предоставленная дурному побуждению, эта женщина могла необдуманно совершить проступок, в котором теперь напрасно раскаивается. Она, может быть, желает загладить свою вину и не знает, как это сделать. Может быть, вся ее энергия подавлена отчаянием и негодованием на саму себя, из которого выходит истинное раскаяние. Разве такая женщина совершенно неисправима? Я это решительно отрицаю. У нее, может быть, благородная натура, и она может еще благородно проявить ее. Предоставьте ей удобный случай, она в нем очень нуждается, и наша бедная павшая ближняя может опять занять свое место среди лучших из нас, уважаемая, беспорочная, счастливая вновь! Глаза Мерси, жадно устремленные на него, пока он говорил, опять уныло опустились, когда он закончил. – Такой будущности быть не может, – отвечала она, – для той женщины, о которой я думаю. Она потеряла представившийся удобный случай. Она лишилась всякой надежды. Джулиан с минуту серьезно соображал. – Поймем друг друга, – сказал он. – Она совершила обман, причинивший вред другой женщине. Вы это сказали мне? – Да, это. – И она через обман извлекла пользу для себя? – Да, извлекла. |
