Ага, антураж… И та несчастная девочка — антураж? Тьфу…

Но ни столбов, ни проводов, ни антенн… Что же, секта какая-нибудь? А тогда почему — церковь?

* * *

По пути снова встречались люди. Проехали на телеге со снопами подростки. Прошла баба с деревянными кадками на коромысле. Шатаясь, прошмыгнул к трактиру давешний попрошайка-инвалид.

С доктором все — кроме инвалида — здоровались, да желали какой-то Живицы.

Господи, да что же они тут все пьют-то? Так от такой кислой жизни, пожалуй — запьешь! Хотя, если это реконструкторы-реконы, то… А, если не реконы? Если взаправду все?

Стоп! А ну-ка, Артем Андреевич, раньше времени не паникуй! Что за настроения такие? То церковь, то кабак… Прямо сказать — упадничество какое-то! А ну-ка, гляди веселей. Что бы ни случилось.

Что же касаемо сложившейся ситуации… Так уже очень скоро все должно проясниться. Не может не проясниться… Ту же Аглаю расспросить. Она вроде ничего, адекватная. Эх! Аглая… Пол немытым показался… Обидел девчонку-то… Не хорошо получилось.

Во дворе уже никого не было — разошлись. И правильно — чего тут ошиваться?

Войдя в больничку, молодой человек первым делом навестил пациентку. Та дышала ровно, спала… Никакого жара не было. Впрочем, делать выводы рановато еще.

Где же, интересно, Аглая? И вообще, кто она такая-то? Ведь именно с нее и началось все это… к-хм приключение. Она разбудила. И кто такой этот… Иван Палыч? В котором он, Артем… Господи-и… Да как же разобраться-то? Разобраться и не сойти при этом с ума…

Усевшись на колченогий стул, Артем обхватил голову руками и глухо застонал. Стонал, и не слышал ни чьих-то легких шагов, ни изумленного возгласа. Потом на столе что-то звякнуло — доктор и этого не услышал. Лишь громкий голос вернул его к жизни:

— Иван Палыч, миленький! Гляжу, плохо вам?

Аглая!

— Ой… — тряхнув головой, доктор несколько смутился. — Хочу извиниться, Аглая… ну, за пол… и за то, что…

— Да полноте вам, Иван Палыч! — со смехом отмахнулась девчонка. — Ну, накричали — бывает. Эвон, служба-то ваша — не мед. А я вот вам штей принесла и пироги.

Проворно развязав выставленный на стол узелок, Аглая расставила перед доктором принесенную снедь: накрытый крышкой чугунок с супом (вот что звякало-то!), краюху ржаного хлеба, пироги, вареные яйца…

— Вкусные шти-то — с солью! Правда, без мяса — с полбою. Так седни ж постный день! А пироги — с капустой. Вы их вчерась хвалили.

— А…

— А! Поняла.

Девушка отворила дверцу шкафчика, вытащив оттуда жестяную миску с ложкою и столовым ножом.

— Кушайте на здоровье, Иван Палыч! Живицы-то у вас маловато осталось — на нервах сгорела вся. Вот и подкрепитесь!

— А ты?

— А мы дома уж поснидали.

— Ну, спасибо что ли, — парень растерялся, глядя на накрытый не богатый, но вкусный стол. В животе предательски заурчало — со смены еще ничего не ел. — Спасибо, Аглая.

— Ну уж… что уж…

Девушка явно застеснялась, зарделась вся.

— Пойду на улицу, подышу. Кушайте!

Вскинувшись, Аглая обернулась вдруг на пороге:

— Ой… Чуть ведь не забыла, дуреха! Газетку свежую вам принесла почитать! Как вы любите. Пристав седни из города приезжал — привез, у старосты деда Фелисея оставил.