— Так ведь я один с ней не совладаю, — забормотал Авдей.

На самом деле он твердо был уверен в том, что при случае, если понадобится, порвет Наталью на части голыми руками. Нет, ему нужно было, чтобы с ним разговаривали. Без стрельцов никто с Авдеем разговаривать не станет, нужных сведений ему не укажет.

Колупаев думал о чем-то. То потолок разглядывал — красиво там мастер цветы написал, красные в синих листьях. То в окно поглядывал — хорош Господин Великий Новгород, и весь целиком хорош, и та его часть, что в окошко разглядеть можно.

Вон, две женщины пошли — тихие, спокойные, а держатся стройно и издалека видать, что статные, не по одному ребенку уже принесли. А там — паренек бежит с коромыслом. Куда его носит? Какие мысли скачут под кудлатыми патлами? Хорошо жить в Новгороде…

Авдей, однако, не отставал. Плакал, умолял, ноги целовать пытался. И Колупаев решился.

— Вот что, Авдей… Я тебя Андреевым буду называть.

— Как еще меня называть? — возопил Авдей. — Андреев я и есть.

— Авдей Андреев, дам тебе четырех стрельцов и пять лошадей, — распорядился Назар Колупаев. — Пока я здесь буду искать, ты выискивай ее по дорогам. Верю, чутье тебя не обманет. Ступай теперь.

Авдей еще раз низко поклонился дьяку и отправился к стрельцам — ждать, кого из них дадут ему в дорогу.

На лошадях поскакали сперва из Новгорода на юг. Там начинались густые леса. Вряд ли беглянка двинулась к Москве. Но и на севере ей делать нечего — по дороге замерзнет. Зиму трудно на русском севере в дороге проводить. А в дом — кто ее пустит? Чужая и говорит чудно, почти как не по-нашему.

— Может, она к ливонцам подалась? — рассуждал сам с собой Авдей.

Он долго думал, стоя на развилке дорог. Перед ним начинались бескрайние леса, сквозь которые, как волосы сквозь гребень, проходили великие народы в своем вечном движении к югу: готы из Готланда, варяги, мурманы, а потом и славяне — они ведь тоже на юг скатывались…

Солнце освещало стройные смуглые стволы сосен, бегало по кронам деревьев, рассыпая золото по зелени. Уже мелькали, точно седеющие прядки в молодой еще голове, полностью пожелтевшие ветки. Осень входила в эти леса неспешно, хвойные деревья вообще не желтеют и только по изменившемуся цвету неба да по особой, чистой прохладе ветра становится ясно: от дыхания близкой зимы прозрачным сделался воздух и более синим — небосвод.

— Не пошла она на юг, — сказал Авдей вслух.

Стрельцы, терпеливо ждавшие за его спиной, шевельнулись. Потом один из них кашлянул.

— Говори, — велел Авдей, невольно подражая тоном погибшему своему боярину. Андрей Палицкий так разговаривал со своими людьми. Кратко, милостиво и внимательно.

— Мне так думается, все же на юг она двинулась, — молвил стрелец. — Что ей делать, бедовой девке, в северной стороне? Помрет она там…

— А если она не одна? — подал голос другой стрелец.

Авдей задумался. А ведь и верно! В доме у братьев не только странники жили, но и давний приятель их, скоморох с языческим именем — как не христианин. Не он ли с девкой из дома ушел? А если скоморох с девкой — стало быть, не побоятся они и полуночной стороны. О погоне они ведь, небось, подумали с самого начала.

И Авдей, повинуясь инстинкту, повернул на север.

Стрельцы молча следовали за ним.

Верность Авдеевой догадки подтвердилась на первом же постоялом дворе. Увидев несколько полновесных новгородских монет, харчевник радостно закивал.

— Были здесь двое из Новгорода, — сообщил он.