— Чудо, — сказал Лавр, слегка касаясь его груди, — то, что с тобой происходит. А она… — Он глянул на икону. — Просто она всегда такая. Мы этого в обычное время не видим…

— А что мы делать будем? — спросил опять Харузин. — Ее же лечить нужно…

— Я отправлю человека в монастырь, — сказал Лавр. — Икона пока с нами останется.

Дикая мысль посетила Харузина. Церковь Успения осквернили сатанисты. Кто они такие — никто, похоже, не знает. Сатанист от обычного человека ничем не отличается. Кроме одной мелочи: он — сатанист. Но сатанист он по ночам, в строго определенные часы. А днем это вполне приличный, даже законопослушный гражданин. Попробуй вычисли такого! И единственный живой свидетель ночного кощунства — вот эта икона Пресвятой Богородицы.

Картинка нарисовалась такая: судья в парике, присяжные, среди которых четыре негра и пять домохозяек, остальные — клерки со стертыми физиономиями, на свидетельском месте — икона.

Адвокат, бойкий молодой человек в вертлявом пиджаке: «Вы утверждаете, что мой подзащитный нанес вам несколько ударов ножом после того, как перегрыз зубами шею пострадавшему?» Икона молча истекает кровью…

Харузин встряхнулся. Ну почему в голову разная ерунда лезет!

— Я положу ее в какое-нибудь корыто, — сказал Эльвэнильдо. — Это же, наверное, святая кровь…

Лаврентий молча принес корыто из кухни. С ним вернулся и слуга. Завидев происходящее, он побледнел, пал на колени, забормотал молитвы.

— Поедешь в Волоколамский монастырь, — велел ему Лавр. — Все расскажешь отцу игумену. Ты понял? Все, что видел, все, о чем слышал. Пусть пришлет несколько человек. Я один здесь не справлюсь.

— Батюшка! — взмолился слуга. — Как же я такое скажу?

— Кто-то такое содеял, — задумчиво молвил Лавр. — И рука у него не дрогнула. Ты просто передай слово в слово то, что я тебе велел, а там положись на волю Божью. Люди поумнее нас с тобой во всем разберутся. Ступай.

* * *

— Все-таки я не понимаю, — говорил тем же вечером Эльвэнильдо, — для чего они это сделали?

Харузин и брат Лаврентий сидели в той же комнате, где находилась кровоточащая икона. Свежее полотенце, подложенное под нее, все промокло, и маленькое корытце тоже наполнилось кровью. Смотреть на это было почти невыносимо. Но оставить икону в одиночестве друзья тоже не могли.

«Друзья?» — смятенно подумал Харузин, когда это слово впервые промелькнуло в его мыслях.

Меньше всего лесной эльф думал о том, что сможет когда-нибудь по-настоящему подружиться с человеком. Да еще не просто с человеком — с иноком. Волоколамский монастырь, как представлялось Харузину, был своего рода рассадником активного мракобесия. Будь дело где-нибудь в Лангедоке — вспомнить хотя бы знаменитую игру «Осада Монсегюра»! — можно было бы сказать, что монастырь сей есть гнездо инквизиции. В России все было обставлено немного иначе, но все-таки… Волоколамские иноки были весьма активны в деле искоренения ересей. Совсем недавно — вот был пример…

И все же в эти трудные дни Лаврентий, пожалуй, стал дли Харузина настоящим другом. Они даже понимать друг друга начали с полуслова.

— Для чего было вламываться в церковь, убивать священника, пачкать все, козла этого бедного резать? — недоумевал Эльвэнильдо. — Сколько лишних движений! Если бы они там украли хоть что-то… А то — примитивно напакостить!

— А разве ты никогда не видел, чтобы люди пакостили просто из желания сделать что-нибудь дурное? — вопросом на вопрос ответил Лавр.