Каково же было его удивление, что на дне впадины, находящемся метра на полтора ниже пола, находится кладка огромных, куда больше даже страусиных, яиц.
— И кто же их отложил? Старина Бокасса и его дрессированные жены?
Внезапно одно из яиц дернулось, и звук повторился. Игорь нахмурился.
“Это что… это кто там внутри? Неужто он…”
Скорлупу неугомонного яйца вдруг пересекла трещина, и одновременно с этим сердце Игоря замерло в груди. Он понял, что сейчас будет.
Миг — и верхняя половина яйца отлетела в сторону, а наружу высунулась крохотная голова чешуйчатого оранжевого дракончика. Вытянув длинную шею, дракончик влюбленно уставился на Терехова желтыми глазами.
— Мама? — вдруг услышал Игорь в наушниках, хотя ящер даже не размыкал челюстей.
— Батя, — машинально поправил он вслух.
И тут же пожалел о содеянном — потому что дракончик, выскочив из яйца, бросился к нему, а в голове пульсировало радостное:
— Батя, Батя! Батя!
— Эй-эй-эй, малыш! — Игорь спешно выставил перед собой руки, и дракончик заплясал перед ним. — Постой! Я пока не готов обниматься, если ты за этим! У тебя тем более много всяких… острых штуковин везде торчит…
Это было правдой: на чешуйчатом теле дракончика, похожем на большое авокадо (только оранжевое, как манго), хватало роговых наростов; только на перепончатых крыльях Игорь насчитал их не менее дюжины. Удивительно, но это отнюдь не придавало облику ящера грозности — скорей, все эти мелочи выглядели нелепо, как очки на носу у культуриста: вроде и тянет улыбнуться, но побаиваешься — вдруг разозлится и треснет? Что-то подобное было и тут: дракон смотрел преданно, с любовью, но что будет, если Игорь как-то его разозлит? Терехов тут же вспомнил достопамятную стычку в центре Миддлбурга, вспомнил, как легко и непринужденно василиск слопал полицейского, просто перекусив его пополам. Очевидно, новорожденный дракончик на такое был неспособен, но вот ведь беда: пока этот симпатяга ведет себя дружелюбно, у Игоря рука не поднимается его прикончить, а если милость сменится гневом, то можно просто не успеть как-то защитить себя — в конце концов, желтоглазому ящеру достаточно просто окатить его огнем из пасти, и от самозванного Бати Драконов останутся только головешки.
— Ты же пламенем умеешь плеваться? — на всякий случай уточнил Игорь.
— Батя! — вместо ответа прозвучало в голове.
Что еще смущало — это общение телепатией (или, точней, ее подобием). Чужой голос со всех сторон с характерным эхо-дилэем, но твой собеседник при этом не раскрывает рта — довольно жутко, на самом деле, а хуже всего, что Игорь никак не мог его заглушить. Казалось, даже отойди он на километр от гнездовья драконов, а голос Малыша все равно не утратит силу.
— В общем, я тебя тоже люблю, — сказал он, подумав. — Ты клевый, но я здесь вообще-то двух таких типов ищу гнусных… ты их не видел часом? Ах, да, ты ж только вылупился…
Слово “вылупился” будто послужило сигналом: остальные яйца, лежащие в каменном “гнезде” дракона, зашевелились.
— Ну нет, нет! — замахал руками Игорь. — Не надо! Мне одного Малыша хватит!
Но, разумеется, он уже никак не мог остановить неизбежное. Братья Малыша, один за другим, появлялись на свет — вот показался черный (Уголек), желтый (Желток), зеленый (Грин), синий (Синяк) и белый (разумеется, Снежок). Клички появлялись сами собой, банальней некуда — но зачем было придумывать что-то сложное, если они расстанутся уже вот-вот?
“Надо как-то валить?” — успел подумать Игорь, прежде чем в наушниках его начался страннейший диалог в мире.
— Мама?
— Мама!
— Батя! — веско заявил Малыш. |