Не вымолвив ни слова, Авиенда отпустила руку Илэйн и выбежала из комнаты, столкнувшись в дверях с входившей в гостиную Нарис, которая чуть не выронила большой поднос, накрытый салфеткой. Эссанде взмахом руки отправила Сефани вслед за Авиендой. Глаза Нарис при виде айилок расширились, но Эссанде привела девушку в чувство, приказав расставить еду на столе. Молоденькая служанка тут же засуетилась, бормоча себе под нос извинения.

Илэйн уже хотела было бежать за Авиендой, чтобы отсрочить расставание с ней хоть на секунду, но слова Надере остановили ее.

– Вы покидаете Кэймлин, Доринда? Куда вы направляетесь? – Как бы Илэйн ни нравились айильцы, она вовсе не хотела, чтобы они просто так бродили по стране. Мир и так столь непрочен, что им едва ли можно покидать лагерь, чтобы поохотиться или поторговать.

– Мы уходим из Андора, Илэйн. Через несколько часов мы окажемся далеко за пределами ваших границ. Ну а если ты хочешь знать, куда мы уходим, то спроси об этом у Кар’а’карна.

Надере отошла, чтобы проследить за тем, как Нарис расставляет еду, и бедняжка принялась дрожать так, что едва не уронила несколько тарелок.

– Выглядит неплохо, но мне незнакомы некоторые из этих трав, – провозгласила Хранительница. – Твоя акушерка одобрила все это, Илэйн?

– Я приглашу акушерку, когда придет срок, Надере. Доринда, неужели ты думаешь, что Ранд стал бы скрывать ваше место назначения от меня. Что он сказал?

Доринда невозмутимо пожала плечами:

– Он прислал гонца, одного из тех, что носят черные куртки, с письмом для Бэила. Бэил, конечно же, позволил прочесть его мне, – по ее тону было совершенно ясно, что иначе и быть не могло, – но Кар’а’карн просил Бэила никому не рассказывать, так что я не могу сказать и тебе.

– Нет акушерки? – ошеломленно переспросила Надере. – Кто же говорит тебе, что есть и что пить? Кто дает тебе надлежащие травы? Прекрати метать в меня свирепые взгляды, женщина. У Мелэйн характер похуже твоего, но у нее хватило разума позволить Монаэлле руководить ею в этом вопросе.

– Каждая женщина во Дворце считает себя вправе указывать мне, что есть, – горько ответила Илэйн. – Иногда мне даже кажется, что так поступает каждая женщина в Кэймлине. Доринда, ну может хоть вы…

– Миледи, ваша еда стынет, – мягко заметила Эссанде, однако в ее голосе слышались нотки настойчивости, которая позволительна старым слугам.

Сжав зубы, Илэйн покорно опустилась на стул, который отодвинула для нее Эссанде. Она не плюхнулась на него со всего маху, хотя ей очень хотелось поступить именно так. Она изящно опустилась. Эссанде взяла расческу с костяной ручкой и, сняв полотенце с головы Илэйн, начала расчесывать ее волосы, пока та ела. Она ела по большей части потому, что если бы она не стала, то кого-нибудь отправили бы за едой погорячее. Эссанде и телохранительницы запросто могут запереть ее тут, пока она все не съест. Помимо сморщенного, но вовсе не испорченного яблока, еда была решительно неаппетитна. Хоть у хлеба и была хрустящая корочка, но мякиш кишмя кишел долгоносиками, а размоченные сушеные бобы, поскольку запасы свежих бобов испортились, были жесткими и безвкусными. Яблоко нарезали и, слегка полив маслом, перемешали с травами – корнем лопуха, калиной, корой шиповника, одуванчиком, листьями крапивы. На второе на ее подносе стоял лишь бульон, сваренный из косточек козленка. И ни грамма соли. Свет, да она убила бы за кусок хорошо посоленной говядины с жирком! А вот у Авиенды на подносе лежали ровные ломтики говядины, пусть и немного жестковатой. И она запросто могла попросить вина. Хотя у Илэйн все же был выбор напитков: либо козье молоко, либо вода. Чаю ей хотелось не меньше, чем сочного мяса, но после даже самого слабого чая ей бы пришлось бегом нестись в уборную, а сейчас и без того проблем хватает.