– А Одри, какой ты ее нашла?
– Веселой и благополучной. Повторяю, пока я ей не нужна, а там видно будет.
– Маргарет, дорогая, ты не права. Она еще маленькая, не понимает всей сложности ситуации. Хотя, помню, в свои два года она уже была с характером. Бывало, привезу игрушку, спрашиваю спустя четверть часа, кто купил ей Братца Кролика? Отвечает: папа... А кто подарил плюшевого медвежонка? Папа... Все папа да папа.
– Она к нему очень привязана. Это и понятно, Генри в ней души не чает.
Маргарет пододвинула к себе пепельницу и закурила.
– Генри нужно отдать должное, он человек надежный! – сказала Лавиния. – Великодушный, порядочный... Есть в нем рациональное зерно...
Миссис Холдер любила вставлять в разговор фразы, совершенно к делу не относящиеся.
– Брось, мама, мы не на элеваторе! – раздраженно перебила Маргарет. – Эрвин считает, что Генри, в известной мере, жлоб.
– А мне кажется, он добрый.
– Жестокость не может быть доброй, а Генри жестокий.
– Ах, детка! Быть жестоким – самое плевое дело: для этого надо просто не любить.
– Тут ты права. Он меня никогда не любил. И потом, я давно поняла: если его кто-нибудь раздражает, значит, этот человек обладает достоинствами. По-моему, он всегда завидовал моему таланту.
Лавиния неплохо относилась к зятю и старалась избегать обсуждения черт его характера. Поэтому она переключилась на другое.
– А что та женщина?
Маргарет пожала плечами.
– Умненькая, нахватанная...
– Талантов, стало быть, у нее никаких...
– По-моему, никаких. Правда, она, как и Генри, домовитая. Знаешь, я пришла к выводу, что эта его секретарша весьма напоминает покойную миссис Рассел.
– Вот видишь! Я всегда говорила, что каждый мужчина хранит в душе образ матери и старается найти спутницу жизни, похожую на нее.
– Может быть, может быть... А я человек, как говорится, не однодомный, я человек коммуникабельный. Дай Бог им счастья. Кажется, Генри нашел ту, которая ему под стать. Тихая заводь, и все такое.
– Маргарет, дорогая, я, как тебе известно, не поклонница страстных романов и скоропалительных браков...
– Тогда объясни, каким образом ты выскочила замуж за отца в девятнадцать лет? – оборвала ее Маргарет.
– Окрутил... Но давай об этом не будем. Твой отец – бабник, каких поискать, гуляка и кутила. Семья для него ничего не значила. А ведь Генри семьянин. Разве не так?
– Так! Но если, как ты любишь повторять, жизнь в браке это совместное творчество, то Генри только себя считает творцом, всех же остальных – ремесленниками, а я, как оказалось, этого не переношу.
– А я, что ни говори, за поздние браки. У них есть свои преимущества: не хватит сил и времени на развод, который укорачивает жизнь.
– А искусство на что? Это сильнодействующий исцелитель...
– Кстати, Тони просил замолвить за него словечко. Собираются ставить его новую пьесу, и он хочет, чтобы ты была оформителем.
– Ну вот, видишь!
– Маргарет, извини, что я вмешиваюсь, но как ты собираешься строить семейную жизнь с Эрвином? Он постоянно в разъездах, ты с головой в своих проектах. Это же немыслимо, я имею в виду перегрузки...
Маргарет усмехнулась.
– Он утверждает, что мы с ним по характеру – стрижи. |