|
Так что, может быть, нам с Джайлсом повезло, что мы такие разные. – Робин опять обнял Макси за плечи, и они пошли дальше. – Мы выяснили, что наша сегодняшняя размолвка уходит корнями в далекое прошлое – смерть нашей матери. Отец винил в ее смерти мое появление на свет, и это всем нам исковеркало жизнь. Джайлс стал чересчур серьезным и пытался заботиться обо всех нас, а это не под силу ребенку. Я бунтовал против всех и вся. В результате мы с Джайлсом так и не поняли, как много значим друг для друга. Когда я вернулся в Англию после победы над Францией, я даже не знал, захочет ли Джайлс, чтобы я жил в Вулверхемптоне. Мне и в голову не приходило, что я обидел его, уехав из дома так далеко и так надолго. – Но вы сумели разрешить свои разногласия? Робин улыбнулся. – Слава Богу, сумели. Сейчас мы стали гораздо ближе, чем раньше. – Я рада за вас. Но отца вашего следовало бы бить кнутом на базарной площади. Свалить собственную вину за смерть жены на беспомощного младенца! – гневно сказала Макси. – «Собственную вину? Как это? – Может быть, твоя мать забеременела без его помощи? – бросила Макси. – Ты не знаешь, у нее были до этого выкидыши? – Джайлс как раз и сказал, что к тому времени уже было несколько выкидышей и она часто болела. Макси кивнула. Она этого ожидала. – Если бы твой отец вел себя более сдержанно, она, может быть, и не умерла бы такой молодой. Робин долго молчал, потом сказал с удивлением в голосе: – А мне это ни разу не пришло в голову. – Это пришло бы в голову любой женщине. – Жаль, что в Вулверхемптоне не было такой здравомыслящей женщины, чтобы прочистить нам мозги. Тут они дошли до беседки, построенной в виде греческого храма. Пропорции были так выдержанны, колонны так совершенны, что Макси опять заподозрила, что кто нибудь из предков герцога купил этот маленький храм в Греции, разобрал его на части и перевез в Англию. Они поднялись по ступенькам и зашли внутрь. Здесь было просторно и легко дышалось, а вдоль невысоких стен шли скамейки. У стены, противоположной входу, стоял прямоугольный каменный алтарь, предназначенный скорее для пикников, чем для жертвенных коз. В лунном свете храм был полон очарования. Робин посмотрел на свою спутницу. Черты ее лица в лунном свете создавали гармоничную симфонию светотени. Не в силах больше ждать, он поднял ее голову за подбородок и поцеловал. Этим поцелуем Робин хотел только выразить свою нежность и благодарность, но как только их губы встретились, он потерял контроль над своими чувствами. За несколько последних дней на него обрушились воспоминания обо всем, что было в его жизни самого плохого. Если бы не женщина, которую он сейчас держал в объятиях, он, наверное, не пережил бы этой черной полосы. И сейчас он жаждал ее, как человек, погибающий в пустыне, жаждет напиться. Весь этот вечер, начиная с его прихода к ней в комнату, и потом, обмениваясь долгими взглядами и многозначительными улыбками, они словно танцевали медленный танец желания. Но то, что Робин чувствовал сейчас, выходило за пределы страсти: это была настоятельная потребность сейчас, сию минуту, согреться ее теплом, упиться колдовскими тайнами ее тела. Он обнял ее под шалью и стал ласкать округлости ее ягодиц. Макси замурлыкала от удовольствия. Тогда он взял двумя пальцами ее сосок и начал играть им. Даже через несколько слоев шелка он почувствовал, как тот немедленно отреагировал. Но Робину хотелось большего, гораздо большего. Он подхватил Макси за талию и посадил на каменный жертвенник. Она ахнула от неожиданности, но в следующую минуту расслабилась, взявшись руками за край жертвенника. Теперь Робину было легче добраться до ее обольстительного тела. Он накрыл ее руки своими. Ее пальцы затрепетали и успокоились. Робин наклонился вперед и потерся щекой об ее щеку. |
