|
Она сыграла несколько старых американских баллад, потом две три темы из сочинений известных европейских композиторов. И под конец, когда от костра остались лишь раскаленные уголья, она заиграла песни ирокезов. В младенчестве она слушала колыбельные песни матери, а потом выучила трудовые и ритуальные мелодии могавков. Хотя у индейцев не было музыкальных инструментов, похожих на губную гармошку, Макси постепенно научилась воспроизводить на ней заунывные и неровные ритмы индейской музыки. Ел показалось, что Робин заснул, но, услышав незнакомые мелодии, он повернул к ней голову. В полумраке она не могла рассмотреть выражения его глаз. Макси поиграла еще немного, потом убрала губную гармошку и достала из своего мешка плащ. – Спокойной ночи, – сказал Робин таким тихим голосом, что его было едва слышно сквозь шелест ветра в вереске. – Спасибо за концерт. – Пожалуйста. Завернувшись в плащ и удобно устроившись на пружинистой постели, она призналась себе, что рядом с Робином чувствует себя спокойнее. Мамси разбудил какой то странный звук, и она схватилась за нож. Сначала ей показалось, что этот давящийся звук издало какое то животное. Когда звук повторился, она поняла, что он доносится со стороны Робина. Что это – приступ удушья? Макси подошла к Робину и опустилась рядом на колени. При лунном свете его лицо казалось необычайно бледным, он часто прерывисто дышал и мотал головой. Макси положила руку на его плечо. – Робин! Она почувствовала, как его мышцы напряглись под ее рукой. Он открыл глаза, но в темноте не было видно их выражение. – Что, я стонал? – хрипло спросил он. – По моему, вам приснился страшный сон. Вы его помните? – Нет, не помню. У меня бывают разные сны. – Он судорожно вздохнул. – Цена нечистой совести. – Вас часто мучают кошмары? – Не то чтобы часто, но регулярно. – Он провел рукой по лицу. – Извините, что разбудил вас. Макси хотела еще что то сказать, как вдруг заметила, что его лицо блестит от пота. Неудивительно, что ему так трудно сохранять небрежный тон. Макси взяла его за руку. Пальцы Робина были холодные как лед. – Это пустяки. Я вообще очень чутко сплю. Лучше уж проснуться из за вас, чем из за голодного волка. – Тут у нас больше овец, чем волков. – Он тихонько пожал ей руку. – Но, разумеется, я верю в вашу способность защитить меня, слабосильного, от диких зверей. – Ну, если на нас нападут волки, не сомневаюсь, что вы их заговорите насмерть, – весело сказала Макси. – Спокойной ночи. Она вернулась на свою постель, надеясь быстро заснуть. Но сон не шел, хотя Робин дышал спокойно и больше не крутился на постели. Ирокезы очень серьезно относятся к снам, считая их выражением душевных устремлений. Мать Макси шла еще дальше в толковании снов, говоря, что кошмары – это раны больной души, которые надо лечить. Что же так страшно ранило душу Робина? Если бы Дездемона Росс знала, как трудно будет найти беглую племянницу, она действительно предоставила бы это дело профессионалу, которого собирался нанять ее брат. Но не в ее характере было признавать, что задача, за которую она взялась, ей не по плечу. Казалось бы, найти Макси не предоставляло особой трудности. Зная индейское происхождение девушки, Дездемона прикинула, сколько она может пройти быстрым шагом за день. Потом выбрала три самых вероятных маршрута и принялась наводить справки в трактирах и на почтовых станциях по этим дорогам. Она спрашивала, не заходил ли к ним юноша, полагая, что у Макси хватило ума не пускаться в путь в женском платье. Но в одних трактирах видели слишком много подходящих молодых людей, в других не видели ни одного. Так или иначе, проку от ее расспросов было мало. После трех дней безрезультатных поисков Дездемоне все это порядком надоело. |
