|
Обычно между ними еще кладут доску с зазубренными краями. – Неплохой обычай. А у нас стоит поцеловать в саду девушку – и тебя уже за здорово живешь женили. – Робин улыбнулся в темноте. – Но американские родители, наверное, понимают, что ни доска, ни одежда не удержат молодых людей от рокового шага, если им уж очень этого захочется. – Да, такое случается нередко, – признала Макси. – В одной балладе говорится: «Одежда обжимкам не преграда – как резвой лошади ограда». Робин рассмеялся, и Макси тоже. Его смех излучал тепло так же, как и его руки. – Иногда свадьбу приходится играть раньше, чем предполагалось. – Макси зевнула. – Но на фермах нужны дети, и за большой грех это никто не считает. Почувствовав себя в тепле и безопасности впервые за много месяцев, она тут же уснула. Последние звуки, которые она слышала, были посвистывание ветра, стук дождевых капель, по крыше и ровное биение сердца Робина. Глава 11 Какое блаженное пробуждение! Макси обволакивало сладостное тепло, она вдыхала аромат сена, и тело спящего Робина защищало ее от утренней сырости. Одна его рука лежала у нее на груди. Ощущение было приятным – даже очень – но нельзя, чтобы он, проснувшись, решил, что теперь ему это позволено. Макси тихонько переложила руку Робина на нейтральную территорию. Робин проснулся, лениво перекатился на спину и потянулся. Макси приподнялась на локте, с восхищением глядя на его всклокоченные золотистые кудри. Наверное, вот так он выглядел, когда был мальчиком, который хотел быть пиратом с сабельными шрамами на лице. – Доброе утро, – с улыбкой сказала Макси. – Я замечательно выспалась. А вы? Он улыбнулся ей, и от этой улыбки у нее закружилась голова. Как было бы замечательно, вдруг подумала она, просыпаться вот так, рядом с ним каждое утро – всю, оставшуюся жизнь. – Я тоже, – ответил Робин хрипловатым с утра голосом. Он по приятельски положил руку ей на плечо. То есть сначала это был приятельский жест. Потом их взгляды встретились, и они долго с нарастающим волнением смотрели друг другу в глаза. Медленно, словно против его воли, рука Робина стала спускаться вниз по рукаву. Макси чувствовала, как под его теплой ладонью загорается огнем ее кожа. Ее дыхание участилось, и она вспомнила песню про обжимки – про то, что если уж очень захочется, одежда не будет непреодолимой преградой. Глаза Робина потемнели, его ладонь остановилась, и он стал большим пальцем гладить чувствительный сгиб ее руки. Макси даже задохнулась от неслыханно острых ощущений. Робин стал спускать ладонь дальше и, наконец, остановился, обхватив ее кисть. Здесь кожа не была прикрыта одеждой, и пульс Макси бешено колотился под его пальцами. Разорванная рубашка Робина обнажала ямку у основания его шеи. Макси вдруг захотелось лизнуть эту ямку. Ей захотелось сорвать с него остаток рубашки, чтобы можно было видеть и трогать его худощавое мускулистое тело, которое согревало ее всю ночь. Ей вдруг захотелось быть настоящей индианкой, которой позволено отдаваться мужчине без сомнений и стыда. Однако сомнений у нее было в избытке. Эти мысли, видимо, отразились на ее лице, потому что Робин резко выдохнул и откатился в сторону. – Ночь мы провели замечательно, – глухо проговорил он, поднимаясь на ноги. – Вот только утром трудно встать. Макси дрожащей рукой поправила волосы. – Может быть, нам не стоило спать рядом? – Я никогда в жизни не делал ошибок, – возмутился Робин. – Во всяком случае, таких, которым потом не мог найти оправдания. Макси засмеялась, и все вдруг встало на свои места. – В следующий раз я выпрыгну из постели, как только проснусь. – Я рад слышать, что будет следующий раз. Нам надо попрактиковаться. |
