|
.. — Как сажа бела, — отзывается Кэм, не совсем отдавая себе отчёт, почему он это сказал и что это, собственно, значит. И в то же время он чувствует, что это правда. Он видит, что его с Коннором совместное присутствие по-прежнему не укладывается у Рисы в голове. Она даже не задаёт им никаких вопросов, из чего следует явственный вывод: она ничего не хочет знать. Они сидят порознь на софе и двух креслах напротив, пытаясь преодолеть растерянность. Только Грейс, похоже, не ощущает неудобства. Она единственная из всех не сидит, а бродит по гостиной, рассматривает фотографии и безделушки и время от времени запускает руку в вазу с леденцами, стоящую на верхней полке, где Дирдри не может её достать. Как бы Кэму хотелось быть таким непосредственным! Но даже те его части, что происходят от десятин, не настолько наивны, чтобы вести себя раскованно в этой уютной комнате. Фрагменты их памяти содержат по большей части осознание собственного превосходства; поэтому всё, что ему удаётся выжать из них — это отчуждённость. Не годится. Так он симпатий Рисы не завоюет. — Ханна — учительница, которая спасла нас с Коннором от юнокопов ещё в самом начале, — объясняет Риса. — О, — отзывается Кэм, не зная толком, что сказать. — Спасибо за информацию. Все её объяснения лишь подчёркивают, что у Рисы с Коннором за плечами общая история. Лучше бы она вообще ничего не объясняла! Грейс, не принимающая участия в общей беседе, выкладывает свою сладкую добычу ровным рядком на кофейном столике. Кэм бросает взгляд на вазу с леденцами, и это зрелище рождает в нём абсурдное ощущение разлада. Он называет это чувство «боязнью выбора». — Что одному здорово, то другому яд, — бормочет он, тут же соображает, что сказал это недостаточно тихо, и пускается в разъяснения: — Члены моего внутреннего сообщества вечно не могут договориться о вещах вроде этих конфет. Одни любят «зелёное яблоко», другие «виноград», третьи «персик», которые сейчас вообще не выпускают, а кое у кого сама концепция ассорти вызывает тошноту. — Кэм вздыхает, пытаясь прогнать свою бессмысленную «боязнь выбора». — Всяческие смеси — проклятие моего существования. Коннор смотрит на него пустым взглядом зомби, очевидно, хорошо натренированным. — Распинаешься, как будто кому-то есть дело до твоих проблем. Риса снова улыбается Кэму той же неопределённой улыбкой. — Разве может быть людям интересно, что происходит у тебя в мозгах, Кэм, когда они не могут разобраться в своих собственных? Эту реплику можно понять как завуалированный выпад в сторону Коннора, но тут девушка ласково гладит Коннора по руке, превращая упрёк в игривую подначку. — Может, тывыберешь для меня конфетку? — спрашивает Кэм, тоже пытаясь подпустить в свой тон игривости, но Риса уклоняется: — Роберта приложила столько усилий, чтобы наделить тебя великолепными зубами, а ты вот так запросто хочешь их испортить? — Я выбрала свои любимые, но это неважно, — объявляет Грейс. Она указывает на аккуратный, ровный ряд леденцов и кладёт конец спору: — Я всегда ем их в алфавитном порядке. |
