Изменить размер шрифта - +
Он был одним из первых, кто начал организовывать профсоюзы среди заключенных и устраивать шум из‑за их прав. Теперь он уже на свободе и продолжает свое дело. Думаю, в этом смысл его жизни. – Он поставил своей целью уничтожить тюрьмы, а пока они еще существуют, добиваться улучшения положения заключенных. Даже отказался от досрочного освобождения, потому что, по его словам, не завершил то, что начал. Это было первый раз. А когда решение о досрочном освобождении было принято вторично, решили больше его не спрашивать. Они хотели от него избавиться, но и оказавшись на воле, он продолжал гнуть свою линию. То, что он рассказывает о ситуации в тюрьмах, оказывает на общественное мнение огромное воздействие. Кстати, этот Джонс написал очень сильную книгу – год или два назад, не помню точно, – когда оказался на свободе. Его часто приглашают выступить, в том числе на телевидение. И, что удивительно, он проделал все это с большим успехом, хотя по‑прежнему числится условно освобожденным. Полагаю, он рискует, продолжая свою кампанию.

– Надо думать.

– Он отбыл шесть лет из своего срока, но тем не менее еще не свободный человек. Насколько я понимаю, у них в Калифорнии существует так называемая система неопределенного срока наказания, которая предполагает, что человек сам не знает, на какой срок он заключен. В его случае это, кажется, от пяти лет до пожизненного. Он отсидел шесть. Думаю, мог бы отсидеть и десять, и двадцать – по усмотрению тюремных властей, но он им, мягко говоря, надоел.

Кизия, заинтригованная, кивнула. На это Сим‑пеон и рассчитывал.

– Он убил кого‑нибудь во время ограбления?

– Нет, я абсолютно уверен, что нет. Просто поднял большую суматоху. Весьма бурная молодость, как явствует из книги. Образование он получил преимущественно в тюрьме – школа, диплом колледжа и магистерское звание по философии.

– Во всяком случае, трудолюбив. А после того как он вышел, возникли какие‑то проблемы?

– С уголовщиной он, по‑видимому, покончил. Мне известно о единственной проблеме: он ходит над пропастью благодаря той известности, что приобрел, устроив кампанию в поддержку прав заключенных. А интервью требуется потому, что скоро у него выходит еще одна книга – критический анализ условий, в которых содержатся заключенные, – ив этой книге он развивает те же взгляды, что и в предыдущей, но еще более жестко. Судя по тому, что я слышал, она должна произвести фурор. Самое время о нем написать, Кизия. А вы самый подходящий для этого человек. Вы уже сделали две статьи о выступлении заключенных в Миссисипи в прошлом году, так что предмет вам отчасти знаком.

– Но ведь это не материал, основанный на документах. Это интервью. – Она поймала его взгляд. – Вы знаете, что я не занимаюсь интервью. И кроме того, речь пойдет не о Миссисипи. Он говорит о калифорнийских тюрьмах. А о них я знаю не больше всякого другого – только то, что писалось в газетах.

Предлог был никудышным, и оба это осознавали.

– Принципы те же, Кизия. Вы это понимаете. К тому же нас просят дать материал о Лукасе Джонсе, а не о калифорнийских тюрьмах. Об этом он вам расскажет и сам. Если нужно, прочтите его первую книгу. Там есть все, если только вы сможете это переварить.

– Что он за человек?

Симпсон подавил улыбку. Возможно… возможно… Нахмурился и положил сигару в пепельницу.

– Странный, интересный, очень сильный, очень закрытый и одновременно искренний. Я видел его выступления, но лично не знаком. Впечатление такое, будто он готов все что угодно и кому угодно рассказывать о тюрьмах, но о себе и слова не скажет. Интервью с ним будет делом непростым. Я бы сказал, он все время настороже, но в то же время, безусловно, обаятелен. Похож на человека, который ничего не боится, потому что ему нечего терять.

Быстрый переход