Была ли здесь преднамеренность? Естественно, иначе он бы не взял из дому пистолет, – человек же не расхаживает с антикварным кольтом в кармане, как со связкой ключей. Хотя бы на минуту он задумывался о том, чтобы убить девушку? Естественно, поскольку заранее взял из дому пистолет. Был ли его поступок умышленным? Если предположить, что он встретился с девушкой с намерением ее убить, в таком случае, да, ему удалось осуществить свой план.
Анна‑Мари поджала губы.
– Он утверждает, что это было двойное самоубийство, которое сорвалось до того, как настал его черед.
– Что ж, это свидетельствует лишь о том, что он довольно умен и на ходу придумал себе алиби. Отличное объяснение, только он забыл об уликах.
– А твое мнение об обвинении в сексуальном насилии?
Барри перелистала заметки детектива.
– Сомневаюсь. Во‑первых, она беременна, значит, они раньше уже занимались сексом. А если они занимались сексом незадолго до этого, тяжело будет доказать попытку изнасилования. Однако мы можем использовать улики, свидетельствующие о том, что потерпевшая оказывала сопротивление. – Она оторвала взгляд от документов. – Мне необходимо, чтобы ты еще раз его допросила.
– Держу пари, он наймет адвоката.
– Посмотрим, что удастся узнать, – убеждала Барри. – Если он не захочет говорить, расспроси родных и соседей. Не стоит делать поспешных выводов. Нужно выяснить, знал ли он о том, что девушка беременна. И все об отношениях между ними, в частности, случались ли у них ссоры. А также была ли Эмили склонна к самоубийству.
Анна‑Мари, бегло делающая пометки в своем блокноте, подняла глаза.
– Пока я буду упираться рогом, чем займешься ты?
Барри усмехнулась.
– Представлю это дело расширенной коллегии присяжных.
Как только Мэлани открыла, Гас просунула в дверь банку консервированных маслин без косточки.
– Ветки у меня не нашлось, – сказала она, когда Мэлани попыталась захлопнуть дверь перед носом подруги.
Гас решительно протиснула в узкую щель сначала плечи, потом все остальное и оказалась в кухне напротив Мэлани.
– Пожалуйста, – прошептала она. – Я знаю, тебе больно. Мне тоже. Но еще больнее мне оттого, что мы не можем горевать вместе.
Мэлани так крепко обхватила себя руками, что Гас показалось: она вот‑вот себя раздавит.
– Мне нечего тебе сказать, – сухо ответила она.
– Мэл, господи, мне так жаль! – воскликнула Гас. В ее глазах стояли слезы. – Жаль, что все так произошло. Жаль, что тебе так плохо. Жаль, что я не могу подобрать нужных слов.
– Лучше будет, – сказала Мэлани, – если ты уйдешь.
– Мэл… – Гас протянула к подруге руку.
Мэлани вздрогнула.
– Не трогай меня, – произнесла она дрожащим голосом.
Гас в ужасе отпрянула.
– Извини… зайду завтра.
– Я не хочу, чтобы ты приходила завтра. Я не хочу, чтобы ты вообще приходила. – Мэлани глубоко вздохнула. – Твой сын, – · чеканя каждое слово, произнесла она, – убил мою дочь.
Гас почувствовала, как что‑то маленькое и горячее кольнуло ее под ребрами, вспыхнуло, раздулось, разлилось по всему телу.
– Крис же сказал и тебе, и полиции, что они собирались вместе свести счеты с жизнью. Я не знала, что они… ну, ты понимаешь. Но если Крис говорит, я ему верю.
– Еще бы! – воскликнула Мэлани.
Гас прищурилась.
– Послушай, – сказала она, – Крису тоже досталось. Ему наложили семьдесят швов, он три дня провел в психушке. |